Ты бросил меня - Владимир Колычев

— И еще вопрос, откуда узнали.

— Кондакова бы не успела предупредить.

— А могла?

— Темная она лошадка… Да и зачем ей сообщника предупреждать? Гораздо проще было бы Веронику в другое место перевезти.

— А тетка бы сказала, что Вероника была у нее.

— Ну да, — кивнул Никита.

Убили бы его, и никто бы не поехал к тетке Петрушина.

— За Кондаковой надо наблюдение установить, — выразительно посмотрел на него Плетнев.

— Нет, — возразил Никита, — я в Нижний поеду. К тетке.

— Без тебя съездят.

— А если мне страшно?

— В смысле?

— Два покушения на одно дело — это слишком. И если я не преодолею свой страх, то просто не смогу работать. А страх я могу преодолеть, если пойду дальше… вернее, до конца.

— Может, тетка здесь и ни при чем? Просто преступник знал, что ты можешь появиться у Кондаковой, подкараулил тебя… В прошлый раз ты был у нее ночью, вчера ночью…

— Вчера — вечером.

— Поздно вечером… — не совсем согласился Плетнев. — Баба она красивая. Ты что, повадился к ней?

— Да нет, — смутился Никита.

— Может, она и попросила тебя отвадить.

— Не знаю.

— Или ей просто не нравится, что ты кружишь над ней, как тот ворон. Игонина убил Кондаков, и точка. А ты с этим не согласен. Ищешь, рыщешь… Еще и Петрушина выявил…

— Петрушин сказал, что видел, как Кондаков нож выбросил. Елизавета это категорически отрицает.

— Видимость создает. Я не я, и корова не моя…

— И Петрушин видимость создает. Невиновности. Знает, что доказательств против него нет…

— Доказательств нет, — вздохнул Плетнев. — И даже тебя пытался убить кто-то другой.

— Так, может, это уловка такая. Подговорил своего сообщника… Что вы там про корову говорили?

— Где-то гуляет эта корова. С ружьем… А Петрушина отпускать надо.

— Так в чем же дело? Пусть гуляет… Под присмотром… Я в Нижний, и он в Нижний. Надо посмотреть, как он себя поведет.

— Под присмотром, говоришь… — оживился Плетнев. — Можно и под присмотром…

Не очень-то верил Никита, что Петрушин мог нацелить на него своего дружка-сообщника, чтобы снять с себя подозрения. Слишком уж это сложно. Ну а вдруг?.. Петрушин еще тот фрукт, верить ему ни в коем случае нельзя. А раз так, то его нужно держать в узде…

Пока вставили стекло, пока доехал, пока нашел дом, стрелки часов перевалили за девять часов. Половина десятого в январе — это уже, считай, глубокая ночь. Но в окнах дома горел свет. И хозяйка вышла по первому звонку.

Дом кирпичный, одноэтажный. Забор, что называется, справный — железные столбы стоят крепко и ровно, толстые металлические листы приварены к ним намертво. Ворота прочные, но такие же низкие, как и сам забор. И звонок у калитки в рабочем состоянии.

Во дворе стояла «Газель» с белой кабиной и синим фургоном. Из-за нее Никита не увидел, как открылась дверь. Женщина обогнула машину, вышла к нему. Высокая, стройная, но уже немолодая.

— Говорят, у вас тут комнату можно снять! — улыбнулся Никита.

— Полторы тысячи в сутки.

— За комнату?

— Две комнаты, санузел…

— Двухкомнатный «люкс»?

— С отдельным входом.

— Мне пока что на одну ночь, а там видно будет.

— Заходите.

Женщина открыла калитку, и Никита, пройдя во двор, еще раз бросил взгляд на машину. Она была настолько грязной, что кабина и фургон казались одного цвета. И еще он заметил, что у машины спущено крайнее левое колесо. Нагрузка ложилась на дублера, но все равно «Газель» слегка была перекошена.

А грязь совсем свежая. Такая же грязь, которой покрыт был и его «Фольксваген». Снег мелкий, вялый, но шел он всю дорогу начиная от Москвы. И сейчас с неба сыпало.

— Подождите, я ключ возьму.

Женщина показала Никите на крыльцо, под козырьком которого можно было укрыться от непогоды, а сама зашла в дом. Но Никита последовал за ней. Ну, дурак, ну, не понял. А если уж очень будут возмущаться, придется показать удостоверение и объяснить причину своего здесь появления. Все равно рано или поздно придется задать вопрос насчет Вероники. Но лучше поздно. Сначала присмотреться, прислушаться. Может, Веронику где-то в погребе держат…

Прихожая была совсем крохотная, сразу за ней начиналась кухня. Плита, холодильник, стол. А за столом плотного телосложения парень лет двадцати с красным после холода лицом. Суп из миски он хлебал с жадностью оголодавшего человека. Зачерпнул большой ложкой, с шумом схлебнул, захомячил ломтик хлеба целиком. Челюсти работали мощно, быстро, казалось, этот механизм просто не может дать осечек. Но, увидев Никиту, парень поперхнулся, закашлялся, в глазах его промелькнул ужас.

Тут же появилась женщина, подскочила к нему, стукнула кулаком по спине:

— Миша, ты чего?!

Парень поднял руку, давая понять, что все в порядке, и кивком показал на Никиту, дескать, какого черта посторонние в доме?

— Я же сказала вам на улице подождать! — Женщина возмущенно всплеснула руками.

— Извините! Не так понял! — Никита приложил к груди ладони, выражая свое раскаяние.

— Пойдемте!

Женщина провела его к двери с другой стороны дома. Эта половина действительно состояла из двух маленьких комнатушек. Был здесь и санузел, где унитаз вплотную примыкал к самодельной душевой кабинке. Но это лучше, чем если бы унитаз находился в самой кабинке. Однажды Никита видел такую конструкцию.

Женщина получила деньги, торопливо пересчитала и натянуто улыбнулась:

— Кровать застелена, горячая вода пока есть, располагайтесь.

— Извините, что вашего брата напугал, — сказал Никита.

— Это не брат, это мой сын.

— Как сын?! — подыграл он. — Вы же такая молодая!

— Ну, какая я молодая… — зажеманилась женщина.

— А сын такой взрослый… Работает уже?

— Ну как же без работы!

— «Газель» у него, видно, издалека приехал.

— «Газель». Ездит в Москву туда-сюда.

— И сейчас из Москвы?

— И сейчас…

— А я тоже оттуда. Пока доехал… Дорога такая сложная…

— А у вас кто-то служит? — кивнула женщина в сторону части.

— Нет, у меня командировка… Подследственный у нас в этой части служил, надо кое-что выяснить.

— Подследственный?