Маркиза де Помпадур. Три жизни великой куртизанки - Сергей Юрьевич Нечаев

Людовика XV не было постоянной возлюбленной, то есть женщины, которой бы удалось удержать его привязанность на более или менее продолжительное время. Король просто не хотел второй маркизы де Помпадур. Она у него уже была, он привык к ней, она его во всех отношениях устраивала. Короче говоря, он любил ее, но любовью достаточно специфической. Хотя, почему — специфической, ведь многие мужчины поступают со своими любимыми подобным же образом? Это, конечно, так, но очень немногие делают это так открыто, можно сказать, искренне, не испытывая ни малейших моральных неудобств и угрызений совести.* * *

А маркиза де Помпадур очень любила свою семью — младшего брата Абеля и бедолагу-отца. Ее брат — очаровательный, добрый и очень порядочный молодой человек — был единственным, с кем она могла побыть самой собой, не играя никакой определенной дворцовым этикетом роли. От всего этого бесконечного притворства маркиза страшно уставала, и общение с братом стало для нее своеобразной отдушиной. Для него она выхлопотала у короля титул маркиза де Вандьера. Острый на язык граф де Морепа тут же назвал его по-своему — маркизом д’Авантьер (в переводе с французского — маркизом Позавчера). Новоявленному маркизу пришлось поменять имя, ставшее поводом для насмешек, и его назвали маркизом де Мариньи.

— Что ж, — стал говорить он, — французы назвали меня маркизом д’Авантьер, теперь они будут называть меня маркизом де Мариньи. Это естественно, потому что я родился Пуассоном[7].

А чтобы брат был действительно похож на настоящего маркиза, Жанна-Антуанетта сделала его секретарем ордена Святого Духа. Со временем он получит сопровождающую этот орден голубую ленту, которая снимет все вопросы и заменит все доказательства.

— Ваше Величество, — скажет он однажды королю, — я не могу понять, что со мною сделалось: стоит мне только уронить свой носовой платок, как двадцать голубых лент наклоняются, чтоб поднять его!

Королевская милость не осталась для Абеля бесполезной: маркиз занимался живописью, геометрией и архитектурой, и в девятнадцать лет он уже помогал месье де Туризму осуществлять надзор за королевскими постройками.

Маркиза де Помпадур прекрасно понимала, что ее стесняющемуся своего нового положения брату неуютно при дворе, и она выдвинула идею отправить его в Италию изучать тамошнее искусство. В результате в 1749 году он вместе с архитектором Суффло, художником-гравером Кошеном и аббатом Лебланом отправился в Рим, пробыл там два года и возвратился если не отличным живописцем, то, по крайней мере, отличным ценителем художественных произведений.

В Италии де Мариньи принимали повсюду, он встречался со всеми правящими принцами и принцессами и произвел на них прекрасное впечатление.

По возвращении в 1751 году из Италии он полностью посвятил себя художествам, выхлопотал академии архитектуры от короля грамоту, основал училище римской архитектуры. Впоследствии маркиз де Мариньи выдвинул идею размещения в Лувре библиотеки, собрания медалей и музея древностей. В особенности же он мечтал устроить в нем квартиры для художников, чтобы те имели свой, как он выражался, дворец, то есть богатое, роскошное помещение.

И что же? Можно не сомневаться, что была бы только жива его сестра, он все это осуществил бы!

В ожидании исполнения своих планов он учредил публичную выставку картин в большой Луврской галерее, составил большую коллекцию картин Рубенса, купил у Пико за пенсион в 10 000 ливров секрет, как переводить произведение живописи, не изменяя его, с одного полотна на другое. Таким образом, он спас от гибели одно из произведений Андреа дель Сарто и «Святого Михаила» Рафаэля.

В ноябре 1751 года умер благодетель семьи Пуассон господин Ле Норман де Турнэм. После его смерти Абель Пуассон возглавил его ведомство и стал сам осуществлять генеральный надзор за королевскими постройками. Своим заместителем он сделал ставшего ему другом Кошена, такого же, как и он, умницу и трудоголика.

С помощью влиятельной сестры он сделал свое ведомство плодотворно действующим министерством, бюджет которого увеличился с двух до шести миллионов ливров. В возрасте, в котором многие другие думали бы лишь о том, как бы понаслаждаться плодами оказанной им милости, Абель Пуассон и Кошен поняли, что надобно отработать и стать достойными ее. Работали они, как сумасшедшие, и понимали друг друга с полуслова. Архитектура при них вступила в эпоху процветания. Габриэль возвел дворец Малый Трианон в Версале и спроектировал нынешнюю площадь Согласия в Париже (сейчас его имя носит одна из улиц в районе Елисейского дворца), Суффло построил церковь Святой Женевьевы, которая находится в районе Пантеона (на улице, носящей сейчас его имя), и этот перечень можно было бы продолжать еще очень долго.

Личный доктор маркизы де Помпадур Франсуа Кенэ говорил о маркизе де Мариньи:

«Это был человек малоизвестный, и никто не говорил ни о его уме и знаниях, ни о том, что он сделал для развития искусств. При этом никто со времен Кольбера не сделал так много, находясь на своем месте. Он был очень честным человеком, но в нем все хотели видеть лишь брата фаворитки короля, а так как он был толстым, все думали, что он столь же неуклюж и в умственном плане».

В том же 1751 году маркиза де Помпадур решила, что настало время сделать что-нибудь и для своего официального отца. Нужды в деньгах тот давно не испытывал и жил в Париже вместе с господином де Туризмом. После смерти последнего Жанна-Антуанетта предложила Франсуа Пуассону переехать в поместье де Мариньи, но тот отказался, предпочтя остаться в столице.

* * *

Про «Олений парк» в Версале знали все. Про то же, что в том же самом месте маркиза де Помпадур устроила собственную небольшую типографию, не знал почти никто. А ведь именно там печатались произведения Вольтера, Корнеля и энциклопедистов, то есть авторов, которые навеки прославили Францию.

Вольтер был на особом счету у мадам де Помпадур. Как мы уже знаем, Жанна-Антуанетта познакомилась с ним еще в юности, она воспитывалась на его произведениях и даже считала себя