Локдаун - Питер Мэй

Мистер Смит долго молчал.

– Алло? Мистер Смит? Вы слушаете?

– Да, я слушаю, Пинки. Чем ты сейчас занят?

– Следую за копом. Похоже, он едет в Южный Кенсингтон.

Снова последовало молчание.

– Думаешь, он знает?

– Понятия не имею, мистер Смит. – Он помедлил. – Но есть одна странность.

– Какая, Пинки?

– Он не вызвал копов после убийства Казински. Просто оставил тело на мостовой.

– Думаю, наш мистер Макнил утратил над собой контроль, Пинки. И это делает его очень опасным.

– Что значит – утратил контроль? Почему вдруг?

– Это его последний день, Пинки. В конце этой смены он уходит из полиции. И для него сегодня трагический день. Он потерял сына.

Пинки нахмурился.

– Потерял сына?

– Он умер, Пинки. От гриппа. Дети полицейских так же подвержены гриппу, как и любые другие.

– Ох… – Пинки сосредоточился на далеких красных огоньках, теперь они излучали одно лишь горе. – Как жаль, мистер Смит, – сказал он. И действительно так считал. – Что мне теперь делать?

– Продолжай за ним следить, Пинки. Делай то, что считаешь нужным. И держи меня в курсе.

Мистер Смит повесил трубку, и Пинки невольно охватила печаль. Он гадал, как бы чувствовал себя его отец, если бы он умер от гриппа еще в детстве. Если бы отец знал о его существовании. Если бы Пинки знал, кто его отец. Но мать сходила бы с ума от горя, это он знал точно.

Дети не должны умирать. Они еще не натворили столько зла, чтобы заслужить смерть. Что плохого могла сделать кому-либо та девочка? Она ни в чем не виновата, но именно ее обвинял во всем мистер Смит. Она оказалась не на той стороне. А лучше не оказываться на стороне врагов мистера Смита.

Эми сидела на металлическом балконе своей квартиры и смотрела на пустой перекресток внизу. Она замерзла и накинула плед на плечи. Но ей приятно было дышать свежим воздухом, и она оставила балконную дверь открытой, чтобы проветрить верхний этаж. От черепа до сих пор пахло. И хотя Эми завернула его в несколько полиэтиленовых пакетов и отнесла на нижнюю лестничную площадку, в воздухе остался неприятный запашок.

Ей нравилось сидеть здесь летними вечерами, от любопытных соседских глаз заслоняла обвивающая балкон глициния, которую Эми направляла в нужную сторону. В долгие и неспешные летние дни здесь был солнцепек, но по вечерам дул прохладный ветер. Восхитительное место, чтобы сбежать от жизни, чтобы забыть.

Сейчас глициния была голой и сучковатой и ни от чего не загораживала, трудно было поверить, что весной появится свежая листва, каскады прекрасных сиреневых цветов, свисающих с перил и привлекающих первых пчел в поисках нектара. Шла вторая зима после аварии, а в первый год месяцы с ноября по март показались Эми самыми тяжелыми. Когда хочется прогуляться на морозе, ты подставляешь лицо ветру, и холодный дождь жалит щеки. Ты спешишь домой за тарелкой горячего супа, отгораживаешься от ночи занавесками, сворачиваешься на кушетке с хорошей книгой и бокалом мягкого красного вина.

А сейчас она уныло сворачивается в инвалидном кресле, холодном и подавляющем, и позволяет мрачным мыслям затуманить обычный оптимизм. Душа болела из-за Макнила, и Эми оплакивала память молодого человека, погибшего за рулем своей машины в тот роковой вечер два с половиной года назад. Молодого человека, за которого она собиралась выйти замуж. Чьего ребенка носила.

Прошла всего неделя после результатов анализа. Они уже решили пожениться, так что теперь появился дополнительный повод для радости. Они были так счастливы! Может, именно поэтому судьба и нанесла им такой жестокий удар. Они посмели быть счастливыми. Счастливее всех окружающих. Излучали счастье каждой порой. Эми светилась счастьем. Не переставала улыбаться. Был ли кто-нибудь в истории человечества счастливее?

В тот вечер Дэвид пил только минералку. Он сказал, что за рулем, и теперь должен вести себя ответственно, как будущий отец. Эми тоже не пила. Она же была беременна. Никакого спиртного для будущей мамочки, пока не родится ребенок. А потом они отпразднуют. Шампанским, в котором смочат головку ребенка.

Как иронично, что на перекрестке в бок их машины врезался пьяный водитель. Прямо на красный. Эксперты на суде сказали, что он ехал со скоростью больше шестидесяти. А еще ироничнее то, что он не получил ни царапины. Еще через три года он выйдет из тюрьмы, и впереди будет лежать вся жизнь, он здоров и целехонек. Его ждет работа в отцовском бизнесе. И понимающая семья.

Эми трудно было его простить, но она изо всех сил старалась не ожесточиться. Она так много всего потеряла, что лишиться света, озаряющего ее изнутри, означало погрузиться в мрачный мир депрессии и поражения, потерять способность смотреть в лицо грядущим трудностям, для преодоления которых может потребоваться все ее мужество, решительность и оптимизм.

Но сегодня она не знала, как глубоко придется копнуть, чтобы добраться до этих запасов. Она схватилась за пульт на подлокотнике кресла и въехала обратно в мансарду, закрыла балконную дверь и задернула занавески на ночь. Пора выпить бокал красного и взбодриться. Эми поехала на кухню и налила себе вина. Если бы только она могла свернуться на кушетке с хорошей книгой.

Под визг электромотора Эми пересекла комнату, чтобы в сотый раз взглянуть на лицо девочки, которое создала. Она не была уверена насчет волос. Что-то подсказывало – видимо, чутье, хотя Макнил ненавидел опираться на чутье, когда речь шла об анализе улик, – что Лин, по ее мнению, пошли бы короткие волосы. Не каре. Что-то более первобытное, всклокоченное и колючее. В конце концов, девочка из развивающейся страны не ходит к стилистам. И все же она находилась в Лондоне. Возможно, даже жила здесь. Хотя явно недолго, иначе изменение рациона питания повлияло бы на зубы. И никто не сделал ей операцию, исправив губу.

Может, ее удочерили? Если так, то кто ее приемные родители? Почему не заявили об исчезновении? Вопросы, вопросы, вопросы. Они барабанили в голове весь вечер. Видимо, чтобы она не думала о другом. Но ответов все равно не было. Только догадки. Предположения. Фантазии. Сейчас Эми знала не больше, чем утром.

Зазвонил телефон, и Эми пересекла комнату, чтобы ответить.

– Эми, это Зои.

– Привет, Зои. – Эми посмотрела на часы. Было уже одиннадцать с лишним. – Ты до сих пор в лаборатории?

– Ага.

– Ты должна была вернуться домой до комендантского часа.

– Ну, в общем, выходит, теперь я застряла здесь. И это ты виновата.

Эми возмущенно засопела.

– Я?! С чего вдруг?

– Ты же попросила меня провести вирусологический тест костного мозга, который доктор Беннет извлек их скелета той девочки.

– И что, ты уже успела сделать ПЦР?