Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть 4. Демон и лабиринт - Александр Фурман

Наконец Маша доверчиво призналась, что уже еле-еле удерживает вертикальное положение, и они отпустили ее, пообещав проведать в палате перед сном и пожелать ей спокойной ночи – если, конечно, она еще будет в состоянии услышать эти пожелания…

– Честно говоря, я потрясен твоим талантом дрессировщика и тем, как быстро и ловко ты приручил эту кошмарную девицу, – сказал Фурман.

– Спасибо, конечно, на добром слове. Но что в ней такого кошмарного?

– Как, ты вообще ничего о ней не слышал? Игорь со скучающим видом покачал головой.

– У нее же совершенно дикий характер! Даром что ее мама – психиатр. Насколько я знаю, до сих пор еще никому не удавалось вступить с ней в нормальный человеческий контакт. Она сразу начинает кусаться и выделять яд.

– Да брось. Обычная девчонка. Ну, может, чересчур закомплексованная на своей фамилии и неказистой внешности. Что тоже можно понять…

– Ничего себе «обычная»! Да от нее вся школа стонет, включая учителей! И при чем здесь ее фамилия? Боюсь, тебе просто повезло: она сегодня очень устала и поэтому была такая тихая и покорная. Или у тебя есть какой-то «профессиональный» секрет, как обращаться с такими существами?

– Какие между нами, девочками, секреты, Саша? С женщинами надо поменьше церемониться, только и всего.

Фурману этот рецепт показался грубоватым и слишком банальным. Тем более для коммунара. Видимо, Игорю все это было не очень интересно…

Поднявшись на третий этаж, где располагались спальни девчонок, они опасливо заглянули в коридор, и тут же мимо них на лестницу с приглушенным криком «Атас!» и паническим хихиканьем проскочила разношерстная стайка безобразников, искавших приключений в неположенном месте. Инспекторы проводили их холодными взглядами крупных хищников и настороженно двинулись по коридору, прислушиваясь к тому, что происходит за дверями. В двух спальнях было действительно шумно. В первой, куда им после их деликатного постукивания разрешили войти, девчонки готовились ко сну и, как выяснилось, просто слишком громко разговаривали. А вот во второй им пришлось задействовать все свои ораторские, театрально-скоморошеские и даже физкультурные способности, чтобы ривести в чувство истерично хохотавших и совершенно распоясавшихся девиц. Кстати, именно сюда вернулась бледная, тихая Маша Рубинштейн со своим стаканчиком, и уже под самый занавес они выполнили свое обещание, демонстративно пожелав ей спокойной ночи, – чем, надо сказать, крайне удивили всех остальных.

Гордые своей рискованной победой над столь сложным противником, они отправились на «мальчишеский» этаж и решительно подавили очаги сопротивления сну со стороны тамошних жалких буянов.

Все это потребовало времени, поэтому на ночной педсовет (так из уважения к учителям именовали на этом сборе Совет комиссаров) они позволили себе немного опоздать. Дав Ольге знак, что с детьми все в порядке, они скромно заняли свободные места за чьими-то спинами. По их общей тайной договоренности им двоим, как явным непрофессионалам, в присутствии учителей следовало деликатно держаться в тени. За весь день это была первая возможность спокойно посидеть на стуле.

Когда заседание закончилось, Фурман с Игорем решили на всякий случай еще раз пройтись по этажам.

Везде было пусто и тихо. Только мальчишки во сне старательно похрапывали на разные голоса, ужасно смешно перекликавшиеся друг с другом.

Но на обратном пути они вдруг увидели одиноко сидящую на ступеньках Марину Гордееву. (Эта доверчиво открытая, «светлая», как любила говорить Мариничева, девочка с большими и как бы немного удивленными глазами очень быстро стала для всей их компании одной из «своих» в мельтешащей школьной тусовке.)

Вид у Марины был грустный. Она объяснила, что ей просто нужно немножко побыть одной, чтобы справиться с переполняющими ее чувствами. Нет, на самом деле все замечательно! Она даже не ожидала, что будет настолько хорошо. Но тем печальнее знать, что скоро этот чудесный праздник закончится и придется вернуться в прежнюю жизнь, которая строится совсем по другим законам. Вот ведь какая беда…

Они дружно принялись утешать ее. Естественно, инициатива вскоре полностью перешла к Игорю, а Фурман остался на подхвате и с любопытством следил за его «работой». Некоторые приемы были уже узнаваемы: Марину он ласково называл Маришей, колдовски заговаривал сам себя какими-то умилительно проборматываемыми уговорочками и прибауточками, демонстративно изображал простака и в задумчивости «почесывал репу»… Но Фурману показалось очень правильным, что на этот раз Игорь не пытается прикоснуться к Марине-Марише: в этой взрослеющей девочке был такой щедрый и невинный избыток женственности, что любое, даже самое братское, прикосновение могло оказаться двусмысленным…

В конце концов, учитывая их дружескую симпатию к Марине и то, что ее слову можно было доверять, они договорились оставить ее на лестнице одну еще на десять минут. И они даже не будут возвращаться сюда, твердо зная, что она пошла спать. «Лады?» Марина благодарно кивнула, и они ушли.

– Хорошая она девчонка, правда ведь? – на ходу спросил Фурман. – И ты как-то очень правильно с ней разговаривал.

– Да, теплый такой человечек… – согласился Игорь, думая уже о чем-то своем.

Два следующих дня разогнавшаяся машина сбора, как и говорил Наппу, катилась уже почти сама собой. На счет своих личных достижений Фурман мог бы отнести два маленьких события: неожиданно серьезный разговор с одним из парней «о смысле жизни» и простенький цирковой номер, удачно придуманный во время общей прогулки.

Идея устроить незапланированный выход на свежий воздух возникла в последний день сбора, когда на всех уже стало сказываться недосыпание и в занятиях, требовавших хоть каких-то интеллектуальных и творческих усилий, просто необходимо было сделать перерыв.

Веселая игра в снежки в школьном дворе вскоре переросла в азартное толкание и валяние в сугробах. Кому-то успели засветить ледышкой по лицу, кто-то из девчонок обиделся на грубое обращение, некоторые мальчишки стали проявлять чрезмерную агрессивность… В общем, нужно было либо загонять детишек обратно в помещение, либо вовлечь наиболее возбужденных из них в какую-то нормальную игру. Мяча, конечно, не нашлось, но Игорь быстро придумал, чем его заменить. Половина двора была занята под футбольную площадку, а к двум мальчишеским командам присоединились и несколько удалых девчонок. Зато оставшиеся немедленно начали ныть, что им скучно и нечем заняться. Тут-то Фурман и придумал устроить катание на пони.

Все любили петь в кругу песенку про пони на стихи Юнны Мориц («Пони девочек катает, пони мальчиков катает, пони бегает по кругу и в уме круги считает…»). И почти для всех одним из незабываемых впечатлений раннего детства было посещение московского зоопарка и групповое катание на толстом мохнатом пони, запряженном в маленькую двухколесную тележку.

На мгновенной волне вдохновения Фурман объявил, что готов стать пони, бегать по кругу и бесплатно катать всех желающих. Нет, не верхом, конечно, он же не лошадь! На тележке, как и положено. Только надо найти какую-нибудь подходящую упряжь. А тележка будет очень красивая, на рессорах, с мягкими сиденьями – но воображаемая.