Бывшие. Мой секрет - Юдя Шеффер

ноги, быстренько укрыться от Кирилла-искусителя в своей машинке.

И уж конечно ничего из его рук не брать. И не надкусывать.

— Это образно. Пойдем, — протягивает ко мне руку.

Игнорирую ее, но приглашение все же принимаю и прохожу мимо него туда, куда он указал.

Что я делаю? Зачем? Где мои мозги?! Зря я злилась на Лизку, про Гудвина она была совершенно права…

Гостиная уже почти закончена, но мебель еще не привезли, поэтому просторный и светлый зал со вторым светом абсолютно пуст.

Был пуст еще утром.

Сейчас же ближе к стене — единственной, так как остальные три заменяет панорамное остекление в пол, — установлено что-то похожее на стол. Две короткие доски на ящике с инструментами — между рейками вижу торчащий молоток и рукоять от пилы. У стола постелены два вязаных круглых детских коврика.

Мило…

— Пробуешь деревенский стиль? Это смена концепции или…? — вопрос я не заканчиваю.

— Это попытка поговорить в непринужденной обстановке.

— Ты заманил меня сюда обманом. Так себе попытка в непринужденность, — скрещиваю руки на груди.

— Готов искупить вину и разделить с тобой трапезу. Это подвиг для меня, ты знаешь.

Перевожу взгляд на импровизированный стол — на нем веерами разложены упаковки с разными видами и вариациями сушеной и вяленой рыбы. Полный ассортимент любой пивнушки. При одном взгляде на это изобилие я почувствовала дикое слюноотделение.

Хочу-хочу-хочу!

Я обожаю вяленую рыбу в любом виде, это одно из любимых моих лакомств с детства, и Кирилл, конечно, об этом знает. И хоть сам он относится к такой еде с брезгливостью, ему неприятен даже запах, ради меня он был готов потерпеть. Иногда.

Но чтобы пробовать самому… Это поступок.

Или подкуп.

Еще раз оглядываю стол — пара запотевших бутылок венчает натюрморт.

— Это что, пиво?

— Безалкогольное! — деланно возмущенно. — Так что, ты готова раскурить со мной воблу мира?

Глава 35. Вобла мира

Тревожный колокольчик во мне все еще истошно вопит. Точнее, колокольчиков этих во мне сейчас не меньше тысячи и все они звонят, надрываются, стараются предостеречь от неверного ответа.

Но стараются зря — я уже решила.

Да и какой из ответов неверный, не знаю даже я сама. Где уж там каким-то колокольчикам…

— Я готова, — говорю медленно, с паузами, и внимательно слежу за его реакцией. — Съесть воблу и поговорить о мире.

Его стальные глаза, на миг вспыхнув, тут же гаснут. Я не успеваю поймать и расшифровать их эмоцию.

Радость?

Удовлетворение?

Торжество, что попалась в ловушку?..

Но дергаться уже поздно. Если попалась, с крючка не соскочить.

"Даже если это ловушка, это нужно мне самой", убеждаю себя. "Это мой шанс убедить его отменить или хотя бы смягчить свой ультиматум. Мой шанс сохранить мир в моем мире… Я должна попытаться".

— Это все, о чем я прошу.

Кирилл опускается на один из ковриков, на морду добродушного льва, мне остается розовощекий медведь с бантиком и закрытыми глазками.

Любопытный выбор…

Но развить мысль мне не удается — вздрагиваю от громкого хлопка. Это Кир, резко дергая в разные стороны, открывает запаянный пакет со стружкой кальмара, потом еще несколько, заполоняя зал их соленым ароматом. Ставит упаковки передо мной и решительно вытаскивает одного желтого полосатика из пачки.

Не могу сдержать улыбку и тоже сую руку в пакет. Там чипсы из горбуши. Перченые и хрустящие — ммм…

— Ты, явно, очень хочешь заключить этот мир, — замечаю, жуя.

— Он важен для меня не менее чем Перемирие Кассибиле, — голос серьезный и взгляд такой… пронзающий насквозь, как рапирой.

Но он смягчает его улыбкой.

— Скорее уж, Версальский договор, — поддерживаю шуткой и демонстрирую, что из истории тоже кое-что помню.

— Почему Версальский?

Смотрю на него с недоумением, но он не притворяется, реально не улавливает связи. Что, Кошкина только нам толкает свои пространные речи о том, что у нее будет Дворец не хуже, чем у короля Солнце? Потемкина она от своих утопичных идей бережет? Не такая она и дура…

— Забей. Пусть будет Кассибиле.

Нет ничего более глупого и неловкого, чем объяснять незашедшую шутку.

Он пожимает плечами, типа "без проблем", и открывает бутылки.

— Сто лет я так не сидела, — признаюсь робко.

— Я тоже.

Какое-то время мы разговариваем ни о чем, увлеченно уничтожая нулевку и закуски. Не знаю как Кирилл, но я кайфую. И от угощения, и от того, что мы в кои-то веки не собачимся. Поэтому я не форсирую. Не спрашиваю ни о чем — хочу урвать эти пять минут покоя до того, как мы перейдем на серьезные темы и все испортим.

Что испортим, я не сомневаюсь — договориться нам будет трудно.

И оказываюсь не готова к этому, когда Кирилл, вытерев руки влажной салфеткой, придвигается ближе ко мне.

Торможу себя, чтобы не отшатнуться от него, как от чумного. И понимаю — режим прекращения огня закончился…

— Ева моя? — начинает сразу с главного.

Спрашивает тихо и с надеждой, приправленной уверенностью.

— Моя, — упрямо поджимаю губы и, отложив недоеденную соломку, все же сдвигаюсь чуть левее.

Я осознаю, да, что правда неизбежно настигнет меня и по-любому заставит рано или поздно признать ее вслух, но все равно отказываюсь делать это прямо сейчас. Оттягиваю момент.

Упрямо и глупо.

Но проблема в том, что это понимаю не только я.

— Зачем ты врёшь, Рит? Я ведь все равно узнаю.

— Я уже знаю, — добавляет он, не дождавшись моего ответа.

И звучит так уверенно, так… нагло, что меня подбрасывает.

— Ничего ты не знаешь! — выпаливаю. — Надеешься, предполагаешь, фантазируешь что-то, но не знаешь. И я не…

— Знаю, — не дает договорить. — У нее родинка, как у меня, и дата рождения сходится. Это факты, которые ты не можешь опровергнуть.

— Может, она недоношенная родилась? Не думал, что твоя математика может сбоить?

— Я был в клинике, Рита, — улыбается снисходительно.

— В Новосибе?! — мои глаза едва не выпадывают из орбит. — Ты летал в Новосибирск?

— Что тебя удивляет? Я бы и в Тимбукту полетел, если бы там была информация о моем ребенке.

— Если ты все уже знаешь, так чего ты хочешь от меня, Кирилл? — мой голос звенит.

Как те колокольчики во мне, которые давно сдулись.

— Чтобы ты признала правду.

— И что тебе даст, если я ее признаю?

— Не мне признаешь. Всем.

— Это невозможно! — срываюсь на крик. — Неужели ты не понимаешь?

— А ты понимаешь? — резко парирует. — Понимаешь меня?

— Если ты уверен, что ты отец, может, начнешь думать не только о себе?! Может, стоит для разнообразия подумать о Еве?