Слепой. Антикварное золото - Андрей Воронин

Когда до верхнего края колодца оставалось каких-нибудь полтора метра, глыба, на которую Дмитрий поставил ногу, качнулась, дрогнула, с сухим скрежетом вывернулась из гнезда, в котором до сих пор сидела, как расшатанный зуб в десне, и тяжело ухнула вниз. Первый же удар о препятствие вызвал обвал. Темный колодец заполнился грохотом рушащихся обломков и густыми клубами пыли, которые один за другим лениво вползали в отбрасываемый фонарем световой конус. Кусок бетона, к счастью не слишком крупный, ударил по голове, содрав кожу. Наполовину оглохший, с запорошенными пылью глазами, задыхающийся, Крестовский висел на одной руке, судорожно шаря ногами по трясущимся стенкам колодца в поисках хоть какой-нибудь опоры.

Наконец носок ботинка нащупал какой-то выступ. Тем временем кончился и обвал, лишь мелкие камешки, постукивая, все еще отыскивали дорогу вниз среди хаотичного нагромождения бетонных обломков и ржавой, перекрученной арматуры. Дмитрию каким-то чудом удалось не выронить фонарь. Он посветил вниз, но в первый момент не увидел ничего, кроме густой клубящейся пыли. Она забивала горло и щекотала ноздри, вызывая непреодолимое желание чихнуть. Чихать было страшно: ржавая скоба, за которую Дмитрий цеплялся правой рукой, держалась на честном слове и могла вывалиться в любой момент.

Потом пылевое облако стало рассеиваться, оседать, и луч фонарика высветил внизу сплошную беспорядочную массу бетонных глыб. Колодец был закупорен, как бутылочное горлышко; пути назад больше не было.

Дмитрий уже не раз выбирался на поверхность совсем не тем путем, каким спустился под землю, но до сих пор возможность вернуться назад по собственным следам у него всегда оставалась. И он пользовался этой возможностью, когда ему случалось зайти в глухой тупик, откуда не было другого выхода.

И вот обратная дорога отрезана. А что, если там, впереди, как раз и есть глухой тупик? Что тогда — конец?

С некоторым удивлением Дмитрий обнаружил, что это не так уж и страшно. Бояться имеет смысл, когда есть хоть какой-то выбор: направо пойдешь — коня потеряешь, налево пойдешь — буйну головушку сложишь… А когда выбора нет, когда остается только одно — идти вперед, страх перестает иметь значение, сжимается в ледяную крупинку и закатывается в самый дальний уголок сознания.

Дмитрий еще немного повисел, растопырившись в странной позе и привыкая к этому новому для себя ощущению полного равнодушия к смерти, а затем снова взял фонарик в зубы и полез наверх.

Наверху обнаружился неожиданно просторный зал с низким потолком, который опирался на толстые бетонные колонны. Колонн было множество, и из-за этого создавалось впечатление, будто Дмитрий попал в какую-то подземную церковь или тайное прибежище масонов. На деле все, естественно, было куда прозаичнее: несколько пустых железных бочек из-под горючего и парочка сломанных, наполовину сгнивших тарных ящиков красноречиво свидетельствовали об истинном назначении этого места.

В центре зала возвышался какой-то мощный фундамент с торчащими из него ржавыми крепежными болтами. По всей видимости, здесь стояло какое-то оборудование — вероятнее всего, мощный генератор, который должен был обеспечивать электроэнергией расположенные внизу, разрушенные и похороненные направленным взрывом.

Думая об этих взрывах, Дмитрий постарался припомнить какие-нибудь сообщения или давние слухи о подземных толчках в центре Москвы, но так ничего и не вспомнил. Тогда он решительно выбросил из головы все посторонние мысли и сосредоточился на поисках выхода.

С низкого потолка в углу свисал давно уже ни к чему не присоединенный вентиляционный короб. Увы, он был таким узким, что в него не протиснулся бы даже подросток. К сожалению, те, кто налаживал здесь систему вентиляции, никогда не смотрели фильмов, герои которых выбираются из всевозможных ловушек именно по вентиляционным трубам. А может быть, наоборот, смотрели и намеренно сделали трубы узкими — не для того, конечно, чтобы отсюда нельзя было выбраться, а, наоборот, для того, чтобы сюда было невозможно залезть.

В противоположном углу луч фонарика выхватил из темноты ворота наподобие гаражных — широкие, рассчитанные на грузовик, с прорезанной в правой створке низенькой дверцей. Дверца была оснащена мощным засовом — естественно, отодвинутым и намертво приржавевшим к заросшим мохнатой грязью петлям — и глазком, который служил дополнительным намеком на секретность когда-то расположенного здесь объекта. Дмитрию удалось сдвинуть металлическую пластинку, которая закрывала глазок. Он приник к круглому отверстию в побитом ржавчиной металле, но, как и следовало ожидать, ничего не увидел.

Попытка открыть дверь ни к чему не привела — дверь была заперта снаружи, а может быть, и заварена. Помянув недобрым словом русское начальство, испокон веков отличавшееся стремлением понавесить повсюду замков, а все ключи сложить к себе в карман, Дмитрий просунул в глазок сначала палец, а затем и свой проволочный крючок. Металлический прут ушел в темноту, не встретив сопротивления. Что ж, по крайней мере, теперь можно было не опасаться, открыв дверь, упереться в сплошную массу слежавшейся, твердой как камень земли.

Дмитрий опустил на пол сумку, крючок и фонарик, поплевал на ободранные ладони и взялся за кувалду. Он, всегда чуравшийся физического труда, за время своих скитаний под землей сделал множество открытий. В частности, ему удалось опытно-экспериментальным путем установить, что кувалда — великолепный инструмент, которым при умелом обращении можно свернуть горы.

Горы не горы, а какой-то несчастной двери, сделанной из наваренной на металлические уголки листовой жести, перед таким натиском было не устоять. Грохочущие удары падали один за другим, в зале гудело гулкое эхо; кувалда размеренно взлетала и опускалась, временами выбивая из железа длинные красноватые искры. Прогибаясь, старая жесть крякала, скрипела и скрежетала. Вот лопнул один сварной шов, за ним другой; железный лист начал понемногу отходить от рамы. Дмитрий ударил еще раз, угодив по раме, ржавые петли не выдержали, обломились, и изувеченная дверь с грохотом провалилась в темноту, открыв черный прямоугольный проем.

Крестовский подобрал свою амуницию и вышел. Очутившись в широком тоннеле, он оглянулся и посветил фонариком на ворота. «Предъяви пропуск в развернутом виде!» — было написано на них немного архаичным шрифтом. Ничего иного Дмитрий, собственно, и не ожидал. Вместо пропуска он показал воротам средний палец, повернулся к ним спиной и зашагал по коридору.

Тоннель вел наверх; когда-то он служил дорогой для грузовиков, которые снабжали генератор горючим, а значит, должен был все так же плавно, без фокусов и сюрпризов, вывести на поверхность. Часы показывали шесть вечера, все тело ныло от усталости, и Дмитрий решил: так тому и быть. На сегодня с него довольно приключений. Жаль, конечно, что он чуть было не погиб, пробираясь в этот пустой, совершенно ненужный ему тоннель, где не было и не могло быть ничего интересного, но что поделаешь. Главное, что удача по-прежнему с ним.

«Хороша удача, — подумал Крестовский, поправляя на спине сползающую кувалду. — Потерять все, неделями скитаться под землей, выползая на поверхность только по ночам, не видеть дневного света, жрать всухомятку, грязными руками — это, по-твоему, удача?!»