Слепой. Антикварное золото - Андрей Воронин

Скрестив руки на груди, всем свои видом выражая крайнюю степень сосредоточенного созерцания и задумчивости, он стоял напротив самой большой картины и исподтишка оглядывал зал. Маевский находился в дальнем углу; Александр Антонович деликатно покашлял в кулак, с показной неохотой оторвался от разглядывания занимавшего полстены живописного кошмара и начал неторопливо переходить от полотна к полотну, постепенно смещаясь в ту сторону, где заметил антиквара.

Зачем он это делает, зачем вообще явился сюда, Гронский и сам не вполне понимал. Он чувствовал настоятельную потребность как-то прощупать коллекционера, но, как именно это сделать, не знал. Служба безопасности банка не спускала с Маевского глаз, но что толку? Крестовский с ним больше не контактировал, а сам коллекционер, естественно, даже и не думал обнародовать содержание состоявшейся между ними беседы.

Продолжая краем глаза следить за антикваром, Александр Антонович заметил в другом углу молодую женщину, которая о чем-то негромко беседовала со здешним искусствоведом — той самой дамой с двойным подбородком, носом и акцентом. Гронский заметил, что пожилая дама говорит со своей собеседницей явно снизу вверх, как с большим начальством или признанным авторитетом.

Впрочем, ее собеседница была из тех женщин, на которых всегда смотрят немного снизу вверх, даже будь они полными клиническими дурами. Причиной тому была ее внешность, которую отлично дополнял и подчеркивал умело и со вкусом подобранный костюм — явно очень дорогой и прекрасно сшитый, но все-таки костюм, а не вечернее платье. По сравнению с ней даже Алена в своем шикарном туалете и бриллиантах смахивала на базарную торговку, по случаю выхода в люди нацепившую любимые пластмассовые бусы. «Бусики», — мысленно поправился Александр Антонович.

Гронский не понимал, почему ему так трудно отвести от этой женщины взгляд. Она не так уж и молода — почти наверняка за тридцать, не чета тем девчонкам, которых с некоторых пор предпочитал Александр Антонович. К минусам этой дамы следовало отнести и печать интеллекта, лежавшую на всем ее облике. Женщин с интеллектом Гронский сторонился — по его твердому убеждению, бабам думать не полагалось. А уж если к интеллекту прилагается характер — это уже такая гремучая смесь, что безопаснее спать в пороховом погребе с зажженной сигаретой в руке, чем жить с такой женщиной…

Тем не менее она была чертовски хороша, и смотреть на нее было куда приятнее, чем на развешанную по стенам вызывающе грубую, нарочито бессмысленную мазню. Все-таки, шутливо обещая равнодушной к искусству Алене встречу с прекрасным, Александр Антонович не лгал. Неизвестно, как Алена, а сам он действительно нашел, на что посмотреть.

Он уже начал подыскивать повод завязать знакомство (была не была; черт с ним, с интеллектом, вы только посмотрите, какая красота!), когда коллекционер Маевский, уже собравший вокруг себя небольшую кучку народу, громко, никого не стесняясь, позвал:

— Ирина Константиновна! Ирина Константиновна, душа моя, присоединяйтесь к нам! Послушайте, вам как искусствоведу это будет интересно. Софья Ефремовна, голубушка, прошу вас!

Ирина Константиновна — так, оказывается, звали красавицу, на которую загляделся Гронский, — мимолетно, но очень красноречиво улыбнулась. Так улыбается человек, который готов простить ближнему его маленькую слабость, очередного проявления которой, как он ясно видит, уже не избежать. Носатая Софья Ефремовна сделала губами пренебрежительное «пф!», но противиться приглашению не стала — тоже, по всей видимости, хорошо изучила господина Маевского и понимала, что вот так запросто от него не отвяжешься.

Гронский подошел поближе. Теперь, оставаясь в стороне от окружившей Маевского группы, он мог слышать каждое слово, которое произносилось в том углу.

— Так вот, господа, — оживленно вещал коллекционер, — со мной на днях приключился забавнейший казус. Как говорится, и на старуху бывает проруха! Вообразите себе ситуацию: я сижу у себя дома, пью кофе, и вдруг мне звонит какой-то молодой нахал и предлагает встретиться, как он выразился, по интересующему меня делу!

Александр Антонович насторожился. Неужели тот молодой нахал, о котором во всеуслышание рассказывает коллекционер, и есть Дмитрий Крестовский? Да быть того не может! А если это так, если речь действительно о нем, получается, что ничего достойного внимания он под землей не нашел и предложение его Маевского позабавило — просто позабавило, не более того…

Получалось, что он зря прервал отдых, погнавшись за химерой, которую породило его не в меру живое воображение.

Александр Антонович огорчился, но не настолько, чтобы просто плюнуть и уйти. Он решил дослушать до конца и, если все это действительно окажется пустой байкой, хотя бы завязать знакомство с умопомрачительной Ириной Константиновной. А вдруг ее маска «синего чулка» — это только маска? Красивой женщине часто приходится защищаться, а способов защиты существует множество — сколько женщин, столько и способов. И этот, между прочим, далеко не самый худший…

Маевский между тем продолжал болтать, и чем больше он болтал, тем интереснее становилось Гронскому. Дослушав повесть антиквара до конца, Александр Антонович забрал Алену, вызвал машину и поехал домой. Там он первым делом заперся в кабинете, вошел в Интернет и внимательно прочел все, что сумел отыскать по поводу так называемого клада Приама. Выключив компьютер, банкир Гронский еще долго сидел неподвижно, в глубокой задумчивости покусывая нижнюю губу и уставившись невидящим взглядом в потухший экран. Ему было интересно — так интересно, как не бывало уже очень давно.

На повторную встречу с Маевским Дмитрий Крестовский так и не явился. Причин тому было несколько, и все уважительные.

Прежде всего, ему не понравилось, в каком тоне Маевский с ним говорил. Весь облик известного коллекционера красноречиво свидетельствовал, что господин Маевский горько сожалеет о впустую потраченном времени, а Дмитрия считает либо неопытным и не слишком умным мошенником, либо просто больным человеком, слегка свихнувшимся под воздействием многочисленных стрессов, которые в наше время атакуют людей буквально со всех сторон. Кажется, он даже не поверил, что у Дмитрия есть что ему предложить. А может, и поверил, но не подал виду, продолжая разыгрывать из себя вполне доброжелательного, но тем не менее непоколебимого скептика. Зачем ему это понадобилось, догадаться было нетрудно: хитрец заранее, просто на всякий случай, сбивал цену. Дмитрий же, к своему великому огорчению, находился не в том положении, когда люди могут позволить себе швыряться деньгами направо и налево и давать себя обворовывать кому попало.

Всю неделю Дмитрий был очень сильно занят, отыскивая кратчайший путь к тайнику своего беспутного предка, которого теперь, будь его воля, причислил бы к лику самых почитаемых святых. Дорога, которой он выбрался на поверхность после того, как обнаружил тайник, ни к черту не годилась: она была чересчур длинной и тяжелой. Да и служебный тоннель метро, в который эта дорога выходила, был не самым подходящим местом для того, чтобы ежедневно шастать через него туда-сюда с полными карманами золота. Первая же попытка Дмитрия вернуться к месту, где был спрятан клад, едва не кончилась катастрофой: его заметили, и ему пришлось спасаться бегством. К счастью, он уже окончательно освоился в подземном лабиринте.