Мост Вечности - Катерина Снежная

Они могли бы сказать, что не положено, что протокол велит довести подозреваемого до конца маршрута, но когда вмешивается третья сильная сторона, кто ж будет спорить.

Максима подняла на него удивленный взгляд. Дрогнула, едва улыбнувшись. Ниршан грубо схватил ее за шею, что не удалось сломать Гуй Ли, и сердито поволок по коридору.

– Куда мы? – только и спросила.

Он не ответил, пока не вывел ее через лабиринты коридоров в один из служебных дворов и не запихал в машину. На долю секунды он холодно отметил, как чуждо она смотрится в кожаном сливочном салоне. Словно квелый звереныш, зачуханный, вонючий, из канавы. В роскоши и блестящих поверхностях она выглядела так же инородно, как промасленная ветошь из гаража механика. Сам сел за руль и тронулся.

– Ты так и будешь молчать? Есть, чем снять это? – она протянула руки в наручниках. – Скажи хотя бы, куда мы едем?

Он не ехал, он несся на бешеной скорости, привлекая внимание всех встречающихся полицейских патрулей, создавая аварийные ситуации на городской дороге, пугая пешеходов и водителей.

– Домой. Там снимешь, – ответил сухо, не зная, как себя с ней вести.

Бессмертная! Мать ее бессмертная. А он тогда кто? Чувство неопределенности настолько густо топило его, что он готов был удушить Максиму своими собственными руками, если бы не знал, что это не поможет. Да и сможет ли он теперь?

– Я теперь кто? Смертный? – бросил на нее испепеляющий взгляд. – Отвечай.

Она тягостно вздохнула.

– Бессмертный, – ответила, пытаясь размять запястья в наручниках. – Просто из-за связи я тоже чуть-чуть такая. Я сама не понимаю.

Ему жутко полегчало от ее слов. От спокойного настроя. Это для людей они великие бессмертные, а для своих это статус. Маркер, обозначающий «свой»-«чужой». Это приграничная полоса, за которой нет возврата назад.

– Ты шептун?

– А похожа?

– Почему не сказала, что ты это ты?

– И что тогда – не отвел бы в вип-комнату? Не стал бы трогать? Правда что ли?

Он бросил на нее еще один испепеляющий взгляд, промолчал, лишь добавил скорости.

– Вот видишь, ничего это не меняет. Прошлое не имеет значения. Только настоящее. Куда мы едем?

– Домой. Надо уже разобраться с этим.

– Собираешься выкачать из меня Ци? – кажется, она расстроилась и теперь смотрела на него обиженно, с осуждением.

– А я справлюсь с тобой? Я видел, как ты долбанула Гуй Ли. Это твой единственный шанс. Если развяжемся, обвинения будут сняты. Если ты и шептун, то не типичный.

– Да не шептун я! – она взвизгнула, ударила ногами в пол. – Почему любой, кто хоть чуть-чуть владеет духовными практиками для вас враг. Все, это шептун и его срочно нужно линчевать. Вы все параноики. Носитесь со своей властью, как с писаной торбой, трясетесь за свои статусы и гниете здесь. И сами не живете и нам не даете. Ты понимаешь, что вы все живые мертвецы?! От вас несет смертью на километр вокруг.

Ниршан вдруг улыбнулся и бросил на нее косой взгляд.

– Тебе бы тоже не мешало помыться.

– Ну извини, в вашем пятизвездочном отеле все номера люкс были заняты. И еще меня называете убийцей. Чего – твоего бессмертия? Ой, как страшно. Верно?

– Верно, – он кивнул, заметив, что над машиной нависает вертолет, отбрасывая тени на асфальт автострады. – Чтоб тебя!

– А между прочим это вы отказались от нас. Вы ушли отсюда. Вы нас предали!

– Максима, заткнись! – рявкнул он, дернул руль, уводя машину влево, уклоняясь от одного встречного автомобиля и пытаясь не встретиться со следующим.

Они врезались в ограждение автострады, в них влетела легковушка, которая за мгновение до этого столкнулась с другой, подброшенной фурой. Летели осколки стекол, покореженный металл, куски пластика, фрагменты фар, как брызги от фонтана в летний день. В противном скрежете шорканья друг о друга, сигналили водители, визжали тормоза, так визгливо, словно резали шинами расплавившийся асфальт. Слышались глухие и пронзительные удары столкновений.

Все происходило настолько стремительно, что от удара Максима, открыв рот и выпучив глаза, закричала, срывая голосовые связки, пронизывающе громко, казалось, не выдержат ни ее, ни его ушные перепонки. Машину крутануло, и та, подобно балерине в многооборотном прыжке, взлетела над дорогой, выписывая замысловатую спираль, а затем начала приземляться на собственную крышу.

В миг прикосновения и удара реальность застыла. Превратилась в вязкое желе. Замерла. Ниршан, смотрящий в этот момент на девчонку, увидел, как она тянет руку к выскочившим из его кармана монетам. И берет одну из них, медленно поворачивая взгляд к нему.

– Это мое, – так невинно и простодушно.

– А это его, – продолжила она, глядя на вторую монету.

Она все поняла про своего отца. Он видел по изменившемуся лицу. По боли, скользнувшей во взгляде. Девушка прикрыла на миг глаза, и звуки мира, движений, обрушились на них единым симфоническим громыханием. Затопили какофонией. Покореженные машины, раненые люди, мчащиеся птицы, предметы, все, что летало вокруг, потрясающе послушно, будто на батуте. Рухнуло вниз. Удар от падения оглушил.

– Ты хуже шептунов, – прошептал Ниршан, ощущая, как его утягивает от перенапряжения в бессознательный омут. Тело отключалось само по себе, не слушалось. Он неловко тянул руку к ее коленке, лучше бы к запястьям, но выходило, как выходило. И дальше ничего. Только тишина и покой.

– Скажи, к этому мы готовились? Так все должно завершиться? Или во всем виновата я и подвела, даже не знаю кого? Всех, наверное…

Палата была все того же пятизвездочного отеля, только значительно комфортней моих предыдущих «апартаментов». Все и в самом деле закончилось, как обещал Гуй Ли. Как только арктики сочли для себя достаточным доказательства случившегося на автостраде, меня оставили в покое. До суда. Следствие завершило работу.

На меня смотрел отец Кирилл. Вчера суд приговорил его к пятнадцати годам, в этом была и моя вина. Его последней просьбой оказалась беседа со мной. Адвокату удалось добиться встречи только потому, что я шептун и мой приговор мог быть много суровее и необратим. Чтобы не везти его из тюрьмы в случае моего смертного приговора, нам разрешили побеседовать до моего суда. Поэтому я сидела в больничной ночнушке на кровати, рассчитанной на более крупных нелюдей. А мои босые ноги свисали, не доставая до пола.

Отец Кирилл в тюремном комбинезоне синего цвета сидел на стуле, совсем рядом. Так странно видеть его не в черной рясе, без креста и выбритым. Его лицо кажется чужим, совершенно не похожим на то, что я привыкла видеть с детства. Без бороды карие глаза смотрятся удивительно большими. Добрыми. Глубокими. Афонец, гордое звание. Великое предназначение и безвозмездное служение людям и Богу.