Лав-тур на Бора-Бора - Юлия Алейникова

Татьяна Веселова заходила дважды, один раз с мужем и один раз сама. Теперь, зная ее историю, Юля смотрела на женщину совсем другими глазами. Выглядела она последнее время не лучшим образом – бледная несмотря на загар, какая-то заторможенная, остро реагирующая на неожиданные звуки, похоже, что она действительно сидит на лекарствах. Какая же стерва эта Ирма, да и бывший муженек Татьяны не лучше. Довести женщину до такого состояния! А дети? Наверное, они еще маленькие были, когда это произошло. Во всяком случае, один из них. Пережить в детском возрасте такой стресс бесследно невозможно. Мыслимое ли дело, они одномоментно потеряли отца, а мать оказалась в сумасшедшем доме.

Как мать Юля могла сказать только одно – за своих детей она бы убила и не задумалась. Так что глядя на то, как Татьяна, беседуя о погоде, безостановочно теребит платок, суетливо перебирая пальцами, Юля вполне могла представить себе, как она, с остекленевшими от ненависти глазами, заносит камень над головой Ирмы и, треснув им по черепу, уходит прочь со счастливой улыбкой на лице. В этой ситуации Юля была целиком на стороне Веселовой. Да и мерзкого маленького шантажиста ей жаль тоже не было.

Вообще, Юля теперь все время примеряла на своих визитеров с «Sole mar» роль убийцы. Разговаривая с ними, она постоянно думала о том, что услышала от Елены.

Сама Лена тоже наведывалась. Два дня назад явилась одна, бледная, в темных очках на пол-лица, одетая в какой-то ярко-желтый балахон до пят, ненакрашенная. То есть совершенно на себя непохожая. Минуты три она пыталась поддерживать светский разговор, но потом попросила Василия выйти, а сама, сняв темные очки, взглянула на Юлю красными, воспаленными глазами.

Она молча смотрела на хозяйку, явно не зная, с чего начать.

– Мне сказали, тебя чуть не убили? – спросила она сиплым, каким-то больным голосом.

– Да нет. Просто по голове тюкнули, – отмахнулась Юля, внимательно глядя на свою гостью.

Она снова помолчала.

– Слушай, я в тот вечер здорово набралась и, кажется, наболтала лишнего. Со мной это бывает, как напьюсь, сразу начинаю всякие небылицы плести. – Она криво, неискренне усмехнулась. – Ты забудь все, что я говорила, это все полная чушь. Пьяный бред. Ладно?

Юля смотрела на Сомову.

Смазливое личико, слегка курносый носик, силиконовые губы на пол-лица. Круглые глаза с длинными ресницами могли бы напомнить фарфоровую куклу, если бы не их выражение. Выражение много пожившей и много пережившей женщины. Как-будто она не год или два пела в третьесортном ресторане, а провела там всю свою жизнь.

Человек с такими глазами может убить, если кто-то угрожает отнять его выстраданное, хрупкое благополучие. Просто от отчаяния, защищаясь доступными ему средствами. Если Ирма накануне или же в это утро снова угрожала Сомовой донести мужу всю правду об истинном отце ее младшего ребенка, то Ленка вполне могла убить. Да и с матросом она бы церемониться не стала.

Оправдать ее было сложнее. Понять – да. Оправдать – нет. В Юлиных глазах они с Ирмой были одного поля ягоды.

То, что Елена не могла ударить саму Юлю по голове, ничего не меняло. Это мог сделать кто угодно. Не обязательно убийца. Просто человек не хотел быть застуканным за таким малодостойным делом или не хотел, чтобы кто-то знал, что он теперь хорошо информирован. А может, хотел поживиться на чужих тайнах, или использовать полученную информацию в каких-то других целях. К этому выводу Юля пришла уже давно, как только смогла спокойно обдумать происшествие.

Она смотрела на Сомову и размышляла, что ей ответить.

– Хорошо. Я обещаю, что никто из вашей компании не узнает о том, что ты мне рассказала. В том числе и твой муж, – ответила Юля, пристально глядя ей в глаза.

Елена напряженно взглянула на нее, потом надела очки и, кивнув на прощание, ушла.

Инночка с Семеном приходили парой. Семен, как всегда, или молчал, или поддакивал невесте, рот которой закрывался, только когда она что-нибудь жевала. Сема вообще был очень вдумчивым, спокойным молодым человеком. У него была весьма средняя, но приятная наружность. Средний рост, средняя полнота, средней густоты каштановая шевелюра. Весь он был очень милый, неброский, но очень удобный. Хотя обычно, как показывает жизнь, именно в таких вот приятных тихонях бушуют нешуточные, а иногда и весьма опасные страсти.

Юле казалось, что никто на свете не знает, что творится за этим улыбчивым фасадом. Может, только родная мамочка, да и то необязательно. Она бы не удивилась, узнав, что он вынашивает амбициозные планы стать когда-нибудь президентом Соединенных Штатов или еще что-нибудь в этом роде.

Может ли такой человек хладнокровно устранить помеху, стоящую между ним и его «великой» целью? Запросто. Причем сделает это продуманно и расчетливо, да еще постарается подставить другого, если не удастся списать на несчастный случай. Вот, кстати, и ответ, почему он не выбрал более тонкий хирургический или медикаментозный способ убрать Ирму. Потому, что врачей на яхте всего двое, он и бабушка будущей жены. А ударить камнем мог любой. Умно и дальновидно. Как раз в его духе.

Теперь Инночка, этот очаровательный юный бутон, напрочь лишенный мозгов, зато в виде компенсации сильно озабоченный сексуально. Да, она не злоблива, не жестока, глупа, совершенно не способна на продуманные действия, зато патологически ревнива. Она абсолютная собственница. Ей в голову не придет страшная мысль убить человека, но если кто-то покусится на ее собственность, ее Сему, она вполне способна в припадке бешенства треснуть камнем по голове. Потом искренне огорчиться, что так вышло, и постараться спрятать концы в воду, чтобы не попало за шалости. Но тут есть один нюанс. Камень. Если бы он просто валялся рядом с загорающей Ирмой, Инна вполне могла бы схватить его и ударить в приступе ярости. Но его специально принесли на платформу. А это уже другой расклад, если, конечно…

– Юль, ты что, заснула? – заслонил кто-то солнце, беспардонно влезая в ее стройные умозаключения.

Юля приоткрыла глаза, над ней висело круглое загорелое лицо Василия.

– Второй завтрак принесли, пойдем пожуем! – радостно сообщил он.

Еда, будь то завтрак, первый, второй или третий, а также обеды, ужины, ланчи и полдники, всегда вызывала у Василия небывалый прилив энтузиазма, и представить, что кто-то предпочтет здоровый сон, а тем более мыслительный процесс очередному приему пищи, он был просто не в состоянии.

– Пойдем скорее! Там и мороженое принесли! – ворковал он, поднимая жену на руки.

– Ну, если мороженое…

В конце трапезы, когда Юля доедала фруктовый пирог с ванильным соусом, к их с Василием резиденции причалил катамаран. Крюгеры, верные себе, предпочитали передвигаться по морю, нежели по суше.

Юля приветливо помахала рукой. Но как-то получилось, что приветствует она только Ганса.

Элла в купальнике и парео, загорелая, бодрая, подтянутая, просто излучала энергию, заряжая окружающих. Она легко чмокнула подругу в щеку, взяла со стола папайю и уселась рядом в кресло, вытянув длинные стройные ноги.