Лав-тур на Бора-Бора - Юлия Алейникова

Ганс скромно пристроился на краешке лежака.

– Ну, как самочувствие? Придворные эскулапы еще не заморили? – весело спросила Элла.

– Пока нет, но это не их вина, – попробовала отшутиться Юля.

После ее травмы в их с Эллой дружеских отношениях появилась некая натянутость. Юле вдруг стало тяжело с ней общаться на прежней искренней, дружеской волне. Она все время думала о том, что Элла спит с Сомовым.

Нет, Юлю не мучило нездоровое любопытство по поводу чужого адюльтера. Просто ее мнение об Элле претерпело коренное изменение. Она смотрела на эту умную, образованную, успешную женщину, удачливую в бизнесе и счастливую в браке, и не могла понять.

Ганс, совершенно очевидно, любит жену. Он добрый, заботливый, умный, щедрый. У них совершенно здоровые дружеские отношения. Их брак основывается не на расчете и корысти. И вдруг на фоне полнейшего благополучия Юля узнает, что подруга регулярно изменяет мужу. Не по страсти, не от любви, не от обиды, а вообще непонятно почему. Так, от скуки. Длится это годами. Причем Сомов совершенно спокойно продолжает дружить с Гансом. Ну, это, положим, личное дело Сомова.

Но вот Эллу она не могла понять. Женщина, по сути, предает любимого человека, мужа, с которым совершенно счастлива. Предает легко, не задумываясь, не мучаясь угрызениями совести. Не испытывая дискомфорта, продолжает спокойно смотреть ему в глаза.

Юле такая позиция была непонятна. Нет, она не святоша, не пуританка, не наивная дура. Но для Юли брак – это прежде всего взаимное доверие. Семья – это твой тыл, это то, что должно быть надежно, где тебя поймут, пожалеют, где тебе всегда помогут, где тебя понимают и принимают таким, какой ты есть. Не всем так везет и не у всех получается удачно выйти замуж. Но Элле как раз повезло. И Юле вдвойне была непонятна эта женщина, а может быть, неприятна.

Предательство никогда не вызывало у нее симпатии. Бизнес есть бизнес, особенно наш, российский, и иногда для успеха приходится хитрить, выкручиваться, да много чего приходится, но семья – это другое. И если в их с Василием отношениях что-то изменится, Юля предпочтет развод жизни во лжи. Вот поэтому она больше не могла отвечать на взгляды бывшей подруги, ей все время хотелось отвести глаза. Элла не дура и, судя по всему, это заметила, потому что, когда Юля мельком взглянула на нее, та насмешливо ей улыбнулась. От этого Юле стало еще более неловко.

– Узнала о нас с Сомовым? – в лоб спросила она, когда мужчины вышли на террасу поприветствовать прибывших Шульмана с Веселовым.

Юля неопределенно пожала плечами, удивившись такой прозорливости. В конце концов, чужая личная жизнь не ее дело.

– Осуждаешь? – приподняла Элла свои четко очерченные строгие брови.

– С чего ты взяла?

– Да брось. Мне казалось, мы прекрасно друг друга понимаем. Так вот, когда-то давно у нас с Сергеем был роман, который незаметно перерос в дружбу. Но секс остался. Потом я вышла за Ганса, я его люблю, как это ни странно, а с Серегой мы просто друзья, и этот секс никак не влияет на наши взаимоотношения.

– Мило. А Ганс в курсе? – Юля наконец взглянула ей в глаза.

– Нет. Но если вопрос встанет ребром, я выберу мужа, – решительно заявила Элла, запуская свои сильные ухоженные руки в копну вьющихся, стриженных в форме каре волос.

– Это поступок! – Теперь усмехнулась Юля.

– Ну и на здоровье, – демонстративно надула Элла губки, так что было понятно – обида исключительно шутливая. – Кстати, мы на днях уезжаем, так что не хотелось ссориться напоследок, мне знакомство с тобой было приятно.

– Спасибо. А куда вы уезжаете? Расследование же еще не закончилось?

– Позавчера я съездила в жандармерию и побеседовала с начальником на предмет «доколе нам тут сидеть?». Он согласился с приведенными мною доводами в пользу нашего с Гансом отбытия, и вот теперь мы пакуем чемоданы.

– А остальные? – ошарашенно спросила Юля, силясь понять, как такое могло случиться, что она до сих пор не в курсе.

– Остальные остаются, – довольно сообщила Элла.

– Почему? – не отставала дотошная госпожа Ползунова.

– Потому что у них нет алиби на время убийств или потому, что им нравится сидеть на острове и ждать следующих трупов, – язвительно ответила Элла.

Юле она отчего-то становилась все более и более несимпатична. Элла даже не скрывает своего злорадства по отношению к друзьям, которые остаются сидеть на острове в такой малоприятной атмосфере на неопределенно долгий срок. С другой стороны, а что Юля от нее ожидала? Любой на ее месте с радостью убрался бы отсюда подальше. Особенно с яхты. Наверное, Юля просто бессознательно старается приписать ей пороки, чтобы оправдать свое резко изменившееся к Элле отношение.

– И кто у жандармов теперь главный подозреваемый? – спросила она, стараясь отогнать глупые неуместные мысли.

– Не знаю. Да и какая тебе разница? У них сегодня один подозреваемый, завтра другой. Ты лучше расскажи, кто тебя по голове приложил, – перевела Элла разговор в нейтральное русло.

Но обсудить волнительную тему им не дали. Шульман притащил Юле в подарок живую морскую звезду в мешочке с водой, которая вытекала на пол тонкой струйкой, и жаждал выпустить свою пленницу поскорее в какую-нибудь посудину. Мужики суетились, тыкались по углам, хотели выпустить ее в ванну, но тут Юля встала стеной, и наконец, пробегав по бунгало минут пятнадцать, все залив морской водой, в том числе и кровать, они выпустили несчастное создание обратно в море. И смотрели через окошечко в полу гостиной, как бедняжка улепетывает подальше от своих мучителей.

Потом Игорь красочно рассказывал, как он ее ловил, потом уплыли Крюгеры, потом явился инспектор, и Шульман с Веселовым тут же отбыли.

Элла возвращалась из Ваитапе, испытывая чувство глубокого внутреннего удовлетворения. Цель достигнута – они с Гансом отбывают.

Начальник местной жандармерии, как и предполагалось, первейшей своей задачей считал обеспечение спокойствия и комфортного отдыха для гостей Бора-Бора. Элла была гостем, причем испытывающим постоянный дискомфорт и волнения, и вызваны были эти неподобающие отдыхающим на их чудесном острове гостям чувства не чем иным, как работой жандармерии! С этим месье Пикар мириться не желал, не имел права!

Этот полный, смуглый, улыбчивый полинезиец в свои пятьдесят лет считал, что Господь даровал миру Бора-Бора, чтобы утешить в трудах и страданиях живущих в этом бренном мире людей. Тот, кто ни разу в жизни не побывал на Бора-Бора, напрасно тратил свои пот и кровь, проживал зря отпущенную ему жизнь. А еще он считал, что Господь назначил его, Пикара, беречь радость и покой на счастливом острове, не позволяя никому омрачать вечный праздник весны и жизни. Каждый раз, видя на улице или в кафе грустное, печальное лицо, Жан-Жак Пикар ужасно страдал. Он всегда подсаживался к несчастному, стараясь помочь, утешить, развеселить. Наверное, во всем мире не было более чуткого, сентиментального, болеющего за дело служителя правопорядка, чем он.