Пэлем Гренвилл Вудхаус. О пользе оптимизма - Александр Ливергант

С зятем, «душевным, как Джимми Питт, малым», жокеем, спортсменом и охотником, Вудхаус быстро находит общий язык. Всякий раз, когда они с женой приезжают в «Грейндж», усадьбу молодых в Шипборне, тесть подолгу беседует с зятем на общие и не слишком интеллектуальные темы: крикет, охота, лошади, спорт; политикой не интересуется ни тот, ни другой. Питер, слава богу, не интеллектуал; Вудхаус терпеть не может интеллектуалов и их многоумных опусов. Блумсберийцы, Вирджиния Вулф, Эдвард Морган Форстер, Олдос Хаксли, Томас Стернз Элиот (вспомним «Мглу. Погребальную песнь») – для него ругательные слова. И интеллектуалы платят ему тем же: многие писатели тридцатых годов (среди них Грэм Грин, уже упоминавшийся Джон Б. Пристли, Уистен Хью Оден) подписались бы под вердиктом Армина, старшего брата Плама. Как-то раз Армин благодушно обронил: «Всё, что ты пишешь, – красивый вздор». И Вудхаус с готовностью с ним согласился: главное ведь, что «красивый».

Во-вторых, наконец-то найдено идеальное (так считает не только Плам, но и Этель) место для жизни: Лэ-Тукэ, курортный городок на севере Франции. Идеальное, потому что Лэ-Тукэ являет собой компромисс. И до Лондона, в отличие от Ривьеры, недалеко. И до Парижа, в общем, тоже. И тихо-спокойно-безмятежно. И общество какое-никакое имеется: Лэ-Тукэ издавна облюбовали, исходя из той же логики, состоятельные англичане. Чем, в самом деле, плохо? Живешь почти что в Англии, можешь даже при желании съездить в любимый Далидж на футбольный матч местной команды, а грабительских налогов (при заработках Вудхауса любой налог – грабительский) не платишь. Одной только Америке он задолжал пятьдесят тысяч, что ему в самом скором времени припомнят. Есть, и неподалеку, прекрасный песчаный, растянувшийся на километры пляж, где можно выгуливать любимых собак, да и самого себя тоже. Вудхаус как-то посчитал, что в неделю он проходит не меньше пятидесяти миль.

На Лэ-Тукэ выбор пал и еще по одной причине. И причина эта – очередной мюзикл. Отказаться от участия в мюзикле «Всё бывает» Вудхаус никак не мог, ведь его соавторами были испытанный друг и коллега Гай Болтон и композитор Коул Портер – мировая «селебрити». Такими приглашениями не бросаются. Так вот, для совместного творчества выбран был Лэ-Тукэ. Портеру, человеку мира, было всё равно, где писать музыку, он как раз в это время разъезжал по Франции со своей последней пассией («пассия», двухметровый верзила, был убежден, что «нет в мире лучше края»). Что же касается Болтона, то тот, наоборот, французов не жаловал и от Парижа, предложенного Вудхаусом, категорически отказался; Лэ-Тукэ же был от его дома в Суссексе совсем близко – только Ла-Манш переплыть.

Работала троица не где-нибудь, а в местном казино: в роскошном отеле, где все трое остановились, не оказалось рояля. По пути к игорным столам завсегдатаи замедляли шаг, чтобы послушать, как Портер напевает и наигрывает мелодию песенок, и не раз принимали его за работника казино. Как-то раз один посетитель, пишет Роберт Маккрам, так Портера заслушался, что выложил ему на крышку рояля стофранковую купюру. Правда, с условием, что Коул впредь не будет петь всякую чушь вроде «Лучше тебя нет» или «Давай же друг друга полюбим», а исполнит что-нибудь стоящее вроде «Лошади с лавандовыми глазами»…

Работа, однако, стопорится: Болтон серьезно заболел, Портер куда-то уехал и долгое время не подавал признаков жизни; его видели в Гейдельберге, и его европейские друзья боялись, как бы Коула, практикующего гомосексуалиста, эксгибициониста и наркомана, в гитлеровской Германии не задержали. Но всё хорошо, что хорошо кончается: премьера «Всё бывает» состоялась в нью-йоркском театре «Алвин» 11 ноября 1934 года и тут же, как, впрочем, и всё написанное Портером, сделалась хитом, классикой бродвейского театра. Хитом стали и песенки на стихи Вудхауса:

3

1934 год для Вудхауса – один из важнейших. И не только из-за успеха «Всё бывает». Во-первых, он возвращает из небытия придуманного еще в конце двадцатых годов доморощенного философа мистера Муллинера, о котором у нас уже шла речь. Во-вторых, дописывает «Везет же этим Бодкинам!». Роман дался ему тяжело – наверное, потому, что наложился на «Всё бывает».

«Обычно, – пишет Вудхаус Таунэнду 4 декабря, – когда я дохожу до последних страниц книги, она начинает писать себя сама. Но на сей раз всё пошло наперекосяк, и мне пришлось пробираться на ощупь с черепашьей скоростью – две страницы в день».

Лоример «пробираться на ощупь» не стал, и «Saturday Evening Post» от романа отказывается – слишком, мол, длинный; раньше это издателей субботнего еженедельника нисколько не волновало: какая разница, всё равно же печатают с продолжением. В давней и славной истории отношений Вудхауса и филадельфийского журнала такое – впервые. Откровенно говоря, понять Лоримера трудно: этот роман Вудхауса, пусть и в самом деле немного затянутый, ничем не лучше, но и не хуже любого другого.

Не лучше – потому что поточный метод, даже если к нему прибегает очень одаренный писатель, дает себя знать; Вудхаус при всей своей изобретательности редко придумывает что-то принципиально новое. Он, в сущности, тасует одну и ту же фабульную колоду: недоразумение между влюбленными, которое, конечно же, в финале благополучно разрешится. Расстроенная помолвка: богатый дядюшка (в этой книге – отец) не дает согласия (наберитесь терпения, обязательно даст!) на брак любимой дочери с несостоятельным женихом. Незадачливый главный герой: Монти Бодкин до поры до времени никак не может себя проявить – ни в издательстве «Наш малыш», ни в должности секретаря у лорда Эмсворта в Бландингсе. Но дуракам (формула не только русской сказки, но и романов Вудхауса) везет: чтобы завоевать сердце возлюбленной, Монти идет работать в сыскное агентство и даже дает взятку, чтобы его приняли. И самым неожиданным образом утирает нос «соблазнителю невинных и простодушных» Реджи Теннисону и его счастливчику брату Амброзу, сценаристу в Голливуде (где, к слову, он получает почти такой же гонорар, что и Вудхаус в свой первый приезд – 1500 долларов в неделю).

Не хуже – потому что, как всегда, туго и остроумно закручена интрига, да еще с «моралью»: вот, мол, что бывает с людьми, которые не в ладах с орфографией и не знают, как пишется слово «ишиас», которые рискнули согласиться провезти через таможню в подкладке шляпы жемчужное ожерелье и которые имели несчастье сначала вытатуировать на груди сердечко с именем подружки, а потом влюбиться, уже всерьез, в нападающую женской английской сборной по хоккею.

Точно так же, как и в «Веселящем газе», здесь достается Голливуду «в лице» президента голливудской кинокомпании «Суперба – Лльюэлин» тучного Айвора Льюэллина, который больше всего на свете боится таможенников – «под взглядом их тусклых глаз он весь съеживается». И любит рассказать репортерам о «светлом будущем кинематографии»[58].