Три месяца на любовь - Алиса Евстигнеева

по сей день со мной.

— Тебе идёт.

— Чем?

— Не знаю. Просто есть в тебе что-то такое… непростое.

— Да ладно тебе. Я примитивен, как пять копеек — меня нужно кормить, любить и хвалить. И я ради тебя хоть Луну с неба достану.

Сказано было бахвальски и скорее всего не всерьёз, но я поверила.

***

Вечер прошёл незаметно. Было вкусно и интересно. Вино всё же ударило мне в голову, но как-то мягко и почти незаметно. О том, что я пьяна, догадалась лишь в машине, когда стала засыпать, прижавшись к стеклу.

— Говорил же… — было последнее, что я расслышала через пелену сна.

***

Проснулась я в уже знакомой квартире. Правда, на этот раз меня милостиво уложили в кровать, а не оставили куковать на диване, чему я была искренне рада. Всё-таки спать, прижавшись к Андрею, было куда приятнее, чем в одиночестве рассматривать потолок его гостинной.

А разбудила меня наглая лапа Исаева, которой он беспардонно прошёлся по моему телу и притянул меня к себе. Он был настойчив, а я не возражала, расплывшись в сладкой улыбке. Мужские губы как раз успели накрыть мой рот глубоким поцелуем, когда в наше уединение ворвалась трель телефона.

— Я тебя прибью, — пообещал Исаев, не разрывая поцелуя.

— Как хочешь, — фыркнула я, — только это не мой…

Француз на мгновение замер, после чего красноречиво выматерился и начал шарить по тумбочке в поисках трубки. Глянув на экран, он повторил свою нецензурную тираду, резко оторвался от меня и, схватив телефон, вышел из комнаты, грозно бросив в динамик: «Да!»

Я же раскинула руки в позе звезды и таки в одиночестве уставилась в потолок.

Вчера вечером мы приехали поздно, да и усталость дала о себе знать на фоне выпитого. И если лично я ещё была готова на умеренные сексуальные подвиги, то Исаев решил побыть джентльменом, сообщив, что он предпочитает иметь дело с «резвой кобылкой, а не вымотанной клячей». Я его, конечно, от души лягнула за это, после чего Француз несколько перефразировал сказанное:

— Свет, я ратую за то, чтобы обе стороны были в состоянии получить удовольствие, а ты выглядишь так, словно готова заснуть прямо в процессе.

Я порывалась доказать обратное и даже попыталась изящным движением стянуть с себя платье, но, забыв расстегнуть молнию, застряла в нём, чем изрядно повеселила хозяина квартиры.

В итоге легли спать «не кушамши».

— Утром наверстаем, — заверил меня Исаев.

Однако сейчас, лёжа в одинокой постели и слушая гневные возгласы, доносившиеся из-за закрытой двери, думалось мне о том, что воздержание наше продолжается. И ладно я, привыкшая быть вне отношений годами, а вот за Андрюшку и его мужское достоинство было тревожно.

Что переживала я не зря, стало ясно, когда хмурый он появился на пороге спальни.

— Всё плохо, — озвучила вслух очевидное.

— Не то чтобы… но мне нужно отъехать на пару часов, — голос его звучал недовольно, хотя взгляд постепенно начал менять свою холодность на… живой интерес, особенно когда добрался до моей груди.

Грудь была единственной частью тела, по поводу которой я абсолютно не испытывала никаких комплексов. Являясь гордой обладательницей честного четвёртого размера, я ещё будучи подростком просекла, чем можно привлекать внимание противоположного пола. Поэтому простынь потянула вверх скорее из кокетства, чем из желания прикрыться.

Реакция Француза порадовала.

Он рыкнул, грозно приказав:

— Не смей.

— Кажется, ты куда-то опаздывал.

Невинно хлопнула пару раз ресницами и продолжила движение простыни дальше.

— Света… — на этот раз прозвучало почти страдальчески. — Мне на работу срочно нужно… ненадолго… пару часов.

Его речь становилась менее связной, а глаза практически чёрными.

— Езжай, — пожала плечами и, всё-таки дотянув простынь, прикрыла все свои прелести.

Со мной творилось что-то невообразимое. Плавясь под его тёмным взглядом, я словно ощутила власть. Отбросив все свои переживания на счёт внешности, я вдруг ощутила, что могу если не всё, то многое… И та жадность, с которой он смотрел на меня, являлась самым лучшим комплиментом на земле. Наваждение длилось недолго, и уже через пятнадцать минут Андрей вышел из квартиры, на последок велев не терпящим возражений тоном:

— Жди меня и никуда не девайся. Жди… и чтобы голая!

Последний наказ всё же пришлось нарушить. Когда мне надоело без дела валяться в кровати, я решила заняться чем-нибудь полезным, например приготовить завтрак. А делать это нагишом было как-то… не комильфо. Натянув на себя нижнее белье и исаевскую футболку, откровенно тесную мне в области груди, я отправилась инспектировать холодильник. Здесь нашлось всё, отчего мне даже стало стыдно: Андрей, как назло, всегда попадал ко мне в те редкие дни, когда любая мышь на моей кухне в отчаянии совершила бы харакири.

В итоге идея приготовить завтрак как-то переросла в желание приготовить «первое, второе и компот». Я бы ещё и кексики какие-нибудь замутила, но на мужской кухне не нашлось разрыхлителя и муки, чему я, собственно, и не удивилась.

Нарезав салат и поставив в духовку курицу, я слегка раскисла и не придумала ничего лучше, чем пойти принять душ в надежде, что хоть он прочистит мои очумелые из-за гормонов мозги. В голове всё время крутилась мысль, что я делаю что-то неправильное. Вряд ли «свободные не отношения» предполагали «первое, второе и компот».

— Вечно ты всё усложняешь, — отругала я своё отражение в зеркале.

Из ванной вышла во всё том же виде — футболка и трусы, правда теперь к амуниции добавился ещё и тюрбан из полотенца на голове. Пора было вынимать курицу из духовки, поэтому я вполне уверенным шагом ворвалась на кухню и… замерла истуканом на месте.

Духовка была выключена, вполне готовое «второе» отдыхало на столешнице, а у окна стояла она… сухонькая старушка лет восьмидесяти с абсолютно седыми волосами, туго собранными в шишку, и цепким взглядом. И с дымящейся трубкой в руке.

Я опешила.

Открыла было рот и растерялась.

— День добрый, — молвила женщина.

— Здравствуйте, — оторопело вымолвила я, наконец-то сообразив, что стою перед ней практически в одном исподнем. — Ой! — нервно пискнула и выскочила в коридор, попутно пытаясь натянуть тесную мне футболку на зад.

***

— Можешь звать меня Валентиной Ильиничной, — скрипучим голосом c лёгким налётом надменности разрешила мне женщина.

Послушно закивала головой, аки китайский болванчик, чинно сложив ладони на коленях.

Мы расположились на исаевской кухне. Валентина Ильинична продолжала стоять у окна, периодически покуривая свою трубку, пахучий дым от которой тут же улетал в жужжащую вытяжку. А я сидела на стуле (на этот раз, к счастью, в своём платье) с неестественно прямой спиной и круглыми от