Эшафот забвения - Виктория Платова

– Тронута.

Митяй деловито закрыл входную дверь на все замки и спряталключи в задний карман джинсов.

– Излишняя предосторожность, – тотчас же поддела я его,– я никуда не собираюсь убегать. И даже не собираюсь спускаться по простыням сшестого этажа. У вас ведь шестой этаж?

Моя проницательность не произвела на молодого человеканикакого впечатления.

– Я делаю только то, что мне сказали, – кротко объяснилон.

– Вы всегда делаете то, что вам скажут?

– Всегда.

– А вы знаете, что рекомендовал Черчилль? Сигара поутрам, коньяк в любое время суток и никакого спорта – вот единственный залогдолголетия.

– А кто такой Черчилль? – невинно спросил Митяй, браво,мальчик, один – ноль в твою пользу.

– Ладно, давайте полотенце, – вздохнула я, – пойдусмывать дневные грехи.

Митяй проводил меня в вылизанную до блеска ванную, похожуюна дисциплинированный морг Военно-медицинской академии. Мне сразу же захотелосьизмазать зеркала зубной пастой и сдвинуть в угол резиновый коврик, лежащийточно посередине кафельного пола – ни сантиметром дальше от стены, нисантиметром ближе.

– Этот халат прошу не надевать. – Митяй кивнул всторону толстого махрового халата нежно-кофейного цвета.

– Что, вещичка вашей зазнобы?

– Это моя вещичка. А я не люблю, когда трогают моивещи.

– Ничего, что я дышу в вашей квартире?

– С этим еще как-то можно примириться.

– Спасибо, что не ударили.

Я вымылась, с наслаждением пнула коврик, и он улетел подванну.

…И закурила сразу же, как только за мной закрылась дверькомнаты.

…Митяй вез меня на студию, сохраняя гробовое молчание.

С утра мы уже успели корректно и ненавязчиво поругаться: всюночь, несмотря на предупреждение, я беспрерывно курила в его стерильной, какнеиспользованный презерватив, комнате. Я возненавидела ее сразу же, как тольковошла: шведская стенка, милое семейство тренажеров “Кеттлер”, растыканное поуглам, баскетбольное кольцо, вбитое в стену, свора спортивных кубков на полках.Из книг – только пособия по рукопашному бою, карате, дзюдо, водному поло,просто поло, сквошу и теннису, волейболу и прыжкам на батуте. Плюс “Шахматнаяазбука для начинающих”, широкий спектр интересов, ничего не скажешь… То жеунылое однообразие творилось и в видеокассетах: “Лучшие игры НБА”, “Лучшие игрыНХЛ”, “Лучшие игры чемпионата мира по футболу”, “Экстремальные виды спорта”,“Кубок Англии по конкуру” и прочие холодящие кровь фильмы ужасов.

В комнате была только одна вещь, совершенно не вяжущаяся собстановкой футбольной раздевалки, – отлично выполненная копия одной из гравюр“Апокалипсиса” Альбрехта Дюрера, я хорошо знала ее еще по лекциям “Историиизобразительного искусства” во ВГИКе. Висевшая на стене гравюра не былазаводской штампованной репродукцией, слишком тонкая работа, – гравюрупрокатывали с настоящего листа.

Странное соседство. Остается только пожать плечами, засильетренажеров – это и есть Апокалипсис.

Добросовестно растыкивая окурки по кубкам Митяя, яворочалась в кровати до шести утра, пока не хлопнула входная дверь: судя повсему, дисциплинированный щенок Митяй отправился на пробежку.

Мысль об убитой Александровой не оставляла меня ни наминуту. Даже не столько о ней, сколько о том, что могло послужить причинойубийства. Она была совершенно одинока (почему женщины, так блистательноначинающие свою карьеру, как правило, остаются одинокими?), у нее не было нинаследства, ни наследников – маленькая однокомнатная квартирка на окраине не всчет. Все ее старые поклонники либо умерли, либо доживали свой век в домепрестарелых, Кравчук прав – так не убивают, это не по правилам хорошего тона,если в убийстве вообще существует хороший тон. Но если и были какие-то скрытыепричины – почему это сделали на студии, в гримерке, в которую в любой моментможет войти любой человек? Почему выбрано такое странное орудие убийства?Больше всего меня угнетало то, что я участвую в довольно грязной и циничнойигре. Если Кравчук действительно решит выступить на стороне Братны и скрытьубийство – никто никогда не узнает правды.

Никто и искать не будет: кому интересна актриса, вышедшая втираж сорок лет назад?

От всех этих мыслей у меня разболелась голова. Как долгоменя продержат здесь, ведь я еще более уязвима, чем старуха. У той хотя бы естьпрошлое, которое можно подтвердить любыми свидетельствами. У меня же нет ничего– ни прошлого, ни будущего, одно сомнительное настоящее. Даже для Серьги я неболее чем фантом; не более чем голос, с которым он привык разговаривать вкромешной темноте…

Серьга.

Только теперь я вспомнила о нем. Я не приехала ночевать, явообще не появилась – впервые за три месяца, что прожила у него. Надо хотя быпозвонить.

Я попыталась открыть дверь в коридор (еще сегодня ночью язаметила телефон в прихожей), но не тут-то было: отчаливший на утреннююпробежку Митяй, оказывается, запер меня в комнате. Видимо, он действительнополучил жесткие инструкции на мой счет. Ну что ж, ничего нового. Меня ужезапирали в клетках разной конфигурации. Правда, теперь это выглядит почтифарсом.

…Хлопнула входная дверь – Митяй вернулся. Повадки всехспортивных живчиков одинаковы: сейчас он примет контрастный душ, выльет на себяполфлакона дорогого одеколона и угнездится на кухне с тарелкой мюсли и чашкойкофе без кофеина…

Сигареты кончились. Как всегда, не вовремя. Я смяла пустуюпачку и, прицелившись, бросила ее в баскетбольное кольцо (вот для чего ононеобходимо в этой комнатке с невысокими потолками, как мне не пришло в головураньше!). Если я попаду в него…

Я не попала, но в момент броска дверь открылась и на порогенарисовался Митяй. Он был босиком, в одних трусах и с полотенцем на шее. Намокрых темных волосах повисли капли воды. У него была идеальная безликаяфигура, идеальный безликий загар (уж не солярий ли ты посещаешь в свободное отразбойных нападений время, крошка?), идеально уложенный безликий член, контурыкоторого просматривались достаточно ясно. Митяю и в голову не пришлостесняться; можно только представить себе, как он меня воспринимает: седая бабанеопрятных лет, ровесница Ледового побоища. Смешно стесняться мумии фараонаРамзеса Второго.

Безлико-красивую физиономию Митяя исказила досадливаягримаса: эта сволочь (я), несмотря на убедительные просьбы, прокурила егокомнату, да еще имела наглость гасить окурки в спортивных кубках.

– Я же просил не курить! – сказал Митяй.

– Да? Я что-то запамятовала. У вас хорошая фигура. Вы,случайно, не работаете моделью в журнале для гомосексуалистов?

– А кто такие гомосексуалисты? – невинно спросил Митяй,браво, мальчик, два – ноль в твою пользу.