Танцующая с бурей - Джей Кристофф

Но ведь не я искалечила тебя. Тебя бы сейчас размазало по скалам, если бы не я.

Посмотрев на полог из листьев и неба, он взмахнул своими изуродованными крыльями. Дождь и ветер ласково гладили его по обрезанным перьям, и слова детеныша обезьяны снова и снова звучали в его голове. Сквозь шум бури он услышал слабые звуки булькающего злобного смеха. Черный голос, говорящий на языке темных, ядовитом и мерзком. В темноте сверкнула молния, и инстинкт хищника заставил сердце биться чаще. А потом он побежал, продираясь сквозь кусты, перебираясь через упавшие стволы деревьев, на затухающие вдали звуки битвы. А вокруг, словно ароматные снежинки, падали лепестки азалии.

Силуэты между деревьями. Запах черной крови. Взмах меча. Над упавшим детенышем обезьяны на двенадцать футов возвышается демон из рода йоми, с блестящей черно-синей кожей. Он уже готов разрубить ее пополам и окропить кровью зеленый ковер. В облаках слышны раскаты грома, Райдзин наверху стучит в свои барабаны, в руинах храма за его спиной звучит пустое гулкое эхо. Он прыгнул на плечи о́ни, вырывая куски плоти острыми, как бритва, когтями и клювом, с силой взмахивая крыльями, разбрасывая вокруг синие искры. Разорву. Уничтожу. Крылья молотят по воздуху. На языке привкус дурной крови.

Вкус могильных ям и пепла. Вонь горящих волос и разрытых могил.

Из темноты на него летела боевая дубинка. Он вскочил со спины демона и поднялся в воздух на несколько удивительных коротких секунд, почти забыв о крошечных вихрях падающих листьев, которые, танцуя, опускались на крылья. Невесомые. Летящие.

Он услышал хруст сломанного позвоночника за спиной, страшный грохот упавшего замертво могильного демона. Он тяжело приземлился на покалеченных крыльях, взрывая окровавленными когтями землю. Посмотрев на оставшегося о́ни, он глубоко вдохнул запах черной запекшейся крови среди дымящейся зеленой гнили. Демон взглянул на труп своего собрата и переложил боевую дубинку из одной руки в другую.

ЧУВСТВУЮ ТВОЙ СТРАХ, МАЛЕНЬКОЕ ЧУДОВИЩЕ.

Рев. Взмах боевой дубинки. В небе сверкнула молния, на мгновение осветив всю сцену ярко-белым светом: бесконечные дебри, покалеченный арашитора и могильный демон, готовый пробить дыру в его черепе.

Разряд молнии ушел в землю, и пара сцепилась в страшной схватке, в шквале перьев, лепестков и рыков.

Темные брызги окрасили белые цветки азалии.

Хруст, захлебнувшееся бульканье, затем всепоглощающая тишина.

Он вышел из тени, перья его были черными от крови. Детеныш обезьяны лежал в темноте, с забрызганным кровью лицом. Возле вытянутой руки валялся крошечный осколок заостренного металла. Он подошел к ней и, опустив голову, с вызовом зарычал. Рука слабо шевельнулась, нащупывая клинок, хотя ее мир уже угасал.

Она была слабой. Хрупкой. Не представляла никакой угрозы.

Если это была победа, то она принадлежала только ему.

Как только утих пыл битвы, притяжение вернулось, вес собственной плоти и костей был до боли реален. Ветер и дождь пели мелодию, которую он знал с рождения, но звучала она слишком далеко, чтобы утешить его. Он чувствовал себя ребенком, вырванным из чрева матери раньше времени и привязанным к несчастной земле, беспомощным в тисках ненавистного притяжения. Желая взлететь, он расправил крылья, на концах изуродованных перьев вспыхнули искры. Он слушал песнь, но больше не мог стать ее частью, он чувствовал, что она тянет его к себе, как магнит притягивает железо. Как жертва призывает к мести.

Он поднял голову к небу и взревел, выплескивая тоску и ярость.

Девушка у его ног сдалась тьме.

Юкико и Сатору восемь лет. Каждый день они играют в свою любимую игру в зарослях бамбука. Он – храбрый охотник Масару, она – королева Нага – змеи вместо волос и лук с ядовитыми стрелами. Она уничтожает воображаемых оруженосцев Акихито и Касуми, убивает Главного Охотника Риккимару и нависает над сёгуном Канедой, готовая прикончить и его. Но в этот момент Масару, храбрый ученик Риккимару, со страшным криком хватает копье своего сэнсэя и вонзает ей в сердце. Она медленно опускается на холодную землю, проклиная его силу и доблесть, и обещает, что дети отомстят за нее.

Змеиная императрица. Мать всех гадюк.

Спустя год после смерти королевы Наги их отец, наконец, вернулся домой насовсем. И хотя на самом деле они толком и не знали его, но любили очень сильно.

Их растила мать, воспитывала, заставляла помогать по дому и есть овощи, наказывала, когда они плохо себя вели. Масару же всегда возвращался из долгих походов с подарками, рассказами и широкой улыбкой. Иногда приходили дядя Акихито или тетя Касуми, приносили механические чудеса из Кигена: музыкальные призмы или мерцающие светом пружинные устройства, по которым можно было найти дорогу, даже если не видно звезд. Масару сидел возле очага и рассказывал охотничьи сказки. Глаза Сатору наполнялись гордостью, и он говорил: «Когда-нибудь я стану, как ты, папа».

Масару смеялся и говорил сыну, что для этого надо много трудиться. Когда у него было время, он брал близнецов в бамбуковые леса, чтобы поохотиться на мелкую дичь, которой с каждым сезоном становилось все меньше, или порыбачить в серебристой горной речке, вырывавшейся из скал Йиши. Он возился с ними день-другой, а потом снова исчезал на несколько месяцев.

Они любили, когда он возвращался. Очень легко наградить почти незнакомого человека воображаемыми качествами, столь далекими от реальности. Очень просто полюбить незнакомца, потому что почти ничего о нем не знаешь.

Но теперь, впервые за все время, сколько они себя помнили, он оставался дома дольше нескольких дней. По вечерам он иногда рассказывал историю о болотах Ренши. Сёгун Канеда обещал, что охота на болотах станет его последней охотой. Сатору спросил, почему деревенские менестрели поют песни только о Канеде, убийце нагараджи, и почти не вспоминают его храброго ученика Масару, который спас жизнь своему господину. Отец ответил, что неважно, о чем поют менестрели, что люди просто гордятся подвигами своего сёгуна и не знают того, что действительно важно.

Они играли, рыбачили, наслаждались жизнью несколько благословенных месяцев под палящим летним солнцем. Иногда близнецы танцевали в пестрых тенях бамбуковых зарослей, а он просто сидел и смотрел, молча, неподвижно, улыбаясь во весь рот. Он был дома. Он был счастлив.

А потом пришло письмо.