Великий герцог Мекленбурга - Иван Оченков

Пан Храповицкий, если забыть о том, что он поляк и мы в состоянии войны, был весьма славным малым. Он принял меня со всем возможным радушием и настоял, чтобы я и в Смоленске погостил у него, на что я с удовольствием согласился. Дом его действительно был полной чашей, особенно на фоне разоренных окрестностей, а повар просто великолепен. Кроме того, пан Храповицкий взял на себя труд представить меня королю. Случилось это вскоре после приезда. Пан Якуб доложился великому гетману литовскому Яну Ходкевичу о результатах своего патрулирования, и он, сочтя их интересными, отправился к королю, прихватив с собой Храповицкого, а тот, в свою очередь, меня.

Его величество, выслушав своих военачальников, обратил наконец свое монаршее внимание и на вашего покорного слугу.

– А кто этот молодой человек?

– Ваше величество, позвольте представить вам Иоганна фон Кирхера. Этот немецкий дворянин следовал с товарищами, желая поступить на службу вашему величеству. Увы, разбойники-московиты напали на них, и господин фон Кирхер единственный, кому удалось спастись.

– Проклятые схизматики, – проворчал король, – если дело пойдет так и дальше, я никогда не соберу армии. Кто вы, молодой человек, рейтар или пехотинец?

– Я – артиллерист, ваше величество.

– Вот как? Это очень хорошо, артиллеристы мне нужны, но вы еще довольно молоды…

– Если ваше величество сомневается в моих умениях, то всегда можно устроить мне экзамен.

– Что же, это может быть любопытным. Мы с удовольствием проэкзаменуем вас, молодой человек. Кстати, откуда вы родом?

– Я сирота, ваше величество, мои покойные родители родом из Померании, там я и вырос.

Экзамен не заставил себя ждать: уже на следующий день к дому, занимаемому добрейшим паном Якубом, явился нарочный с требованием ко мне явиться в королевскую ставку на предмет участия в испытании.

Неподалеку от города был устроен полигон. Несколько самых разнообразных пушек были выстроены в ряд. Перед импровизированной батареей расстилалось поросшее там и сям кустарником поле, в конце которого были сооружены мишени. Как выяснилось, я был не единственным экзаменуемым – кроме вашего покорного слуги еще несколько артиллеристов показывали свое искусство его величеству. Просто это мероприятие было запланировано давно, а мне посчастливилось попасть в Смоленск прямо перед ним.

Сначала свое мастерство продемонстрировал довольно пожилой немец с парой учеников, которые звали его господином Вольфом. Хотя пристреливались они довольно долго, но цель поразили. Король Сигизмунд милостиво кивнул в знак того, что он доволен.

Следующим соискателем был итальянец маэстро Пелегрини и его ученики. Сам маэстро был мужчиной в самом расцвете лет. Высокий горбоносый красавец с копной завитых волос, оказавшейся впоследствии париком, довольно крикливо одетый. Последнее, впрочем, на фоне польской шляхты было не слишком заметно. По его знаку ученики зарядили и навели большую пушку на деревянный щит, изображавший мишень. После чего маэстро танцующим шагом подошел к орудию и, проверив, все ли в порядке, поднес фитиль к затравочному отверстию. Пушка выстрелила, и ядро, прошелестев в воздухе, ударило в край щита, подняв кучу щепок. Результат был настолько превосходным, что у меня невольно возникло сомнение – а не пристрелял ли итальянец пушку заранее? Его величество и окружавшие его прихлебатели похлопали в ладоши в знак восхищения.

Наступила моя очередь. По-хорошему мне, конечно, стоило провалить экзамен, с тем чтобы, когда король скажет «фи», со спокойной совестью отправиться в Германию. Впрочем, повертевшись в польском стане совсем немного времени, я выяснил, что с пушкарями у Сигизмунда туговато и возьмут любого криворукого, лишь бы умел обращаться с пушками, разве что урезав при этом содержание. Плюс ко всему презрительно глянувший в мою сторону итальянец несколько задел меня своим пренебрежением. Так что я решил постараться, хотя дело это было совсем непростым. Еще в то время, когда на «Благочестивую Марту» установили артиллерию, я регулярно стал упражняться в искусстве стрельбы. Потом при формировании полка и устройстве при нем артиллерийской роты мое высочество также не филонило. Говоря по совести, пушкарем я стал довольно средним, и больших успехов от меня ждать не стоило.

Отдельной проблемой было то, что все соискатели службы были с подручными, и только я один. Польские пушкари, когда я направился на батарею, сделали вид, что их там нет. Так что пришлось мне самому, засучив рукава, сначала заряжать выбранный мною фальконет, потом целиться и наконец, стрелять. Народная поговорка гласит: «Дуракам везет», – и я в который раз убедился, что глас народа – глас божий. Как ни примитивен был прицел, промахнуться мне не удалось. «Сокол» бухнул, и маленькое ядро угодило в самый центр щита. Честно говоря, я надеялся поразить мишень в лучшем случае третьим выстрелом, но, разумеется, сделал вид, что всегда стреляю так. Затушив фитиль, я неторопливо надел снятый мной перед стрельбой камзол и со скучающим видом продефилировал мимо красного от злости Пелегрини.

Его величество был крайне рад проявленной мною сноровке и решил лично удостоить меня похвалы. Пришлось идти к королевскому помосту и очередной раз низко кланяться польскому родственнику.

Подле короля я нашел еще одно новое лицо. Молодой человек довольно приятной наружности с несколько слащавым выражением на породистой физиономии сидел рядом с его величеством и с интересом наблюдал за происходящим. Нетрудно было догадаться, что это еще один мой родственник через жену – королевич Владислав. Впрочем, почему только королевич? Семибоярщина успела присягнуть ему как новому русскому царю и привести к присяге множество жителей царства. Хотя патриарх Гермоген и освободил москвичей от присяги на основании невыполнения молодым царем своих обещаний, он, как ни крути, был сейчас единственным законным русским повелителем. И весь этот поход был затеян с одной целью – пропихнуть королевича на русский престол.

– Смотри, Владислав, какой искусный артиллерист, – проговорил король, – не возьмешь ли его в свою свиту?

– Отчего же не взять? – улыбнулся будущий король Речи Посполитой. – Если этот молодой человек шляхтич, то с удовольствием.

– Меня зовут Иоганн фон Кирхер, – отозвался я, еще раз поклонившись.

– А у вас есть какие-то грамоты, удостоверяющие вашу принадлежность к благородному сословию? – спросил стоящий за королевским креслом монах в белой рясе.

– Увы, падре, все мои вещи и документы достались разбойникам, так что сомневающимся в моих словах я могу предъявить только свою шпагу, – ответил я доминиканцу.

Не знаю, что на меня нашло и зачем я нагрубил святому отцу, но взгляд польского королевича, его голос и манеры показались мне крайне неприятными, а поскольку лицам королевской крови не нахамишь, я сорвался на монахе. Впрочем, тот тоже в карман за словом не лез.

– Что же вы, сын мой, не предъявили свою шпагу ограбившим вас разбойникам? – участливо спросил он меня в ответ.

Если после моего ответа монаху все присутствующие напряженно замолчали, то после того, как он парировал, разразились громким смехом.