Отель «Петровский» - Альбина Нури

– Эдакого приема я точно не ожидал, – дрожащим от бешенства голосом проговорил он, становясь в эту минуту похожим на своего отца. – Благодарю покорно. Если вы не желали, чтобы я приезжал, если питаете настолько острую неприязнь к моей персоне, так и не незачем было…

– Да нет же! – бессильно проговорила Наталья. – Я совсем не то хотела сказать!

– Вы выразились предельно ясно, – ледяным тоном проговорил Дмитрий.

Дальше все было сплошным кошмаром, который Наталье хотелось поскорее забыть.

Спустя примерно час Николай пришел в комнату супруги, чтобы объясниться. Был он до крайности раздражен и измотан разговором с сыном: совсем на другое рассчитывал, приглашая Дмитрия навестить их с женой. После долгих уговоров ему все же удалось убедить сына, мнительного и нервного от природы, не принимать слова жены близко к сердцу, ссылаясь на то, что она в последнее время была нездорова.

– Это уму непостижимо! Ты вела себя как торговка с рынка! Я все могу понять, но велеть Дмитрию «убираться»!

Николай не слушал ее – вернее, не хотел услышать. Это объяснялось не его жестокосердием или упрямством: объяснения звучали дико и странно, Наталья и сама это понимала. Но все же пробовала рассказать, что видела в гостиной, чтобы он понял. Ей необходимо было, чтобы муж простил ее!

Однако найти нужных слов не получалось, как ни старайся. Становилось только хуже, и поэтому бедная женщина отвернулась к стене и тихо заплакала от бессилия и боли.

– Ой, прошу тебя, только без этого! – воскликнул муж и сунул руки в карманы.

Наталья знала: он не выносит женских слез, но не могла перестать рыдать. В итоге, постояв около нее еще пару минут, Николай круто развернулся на пятках и вышел вон из спальни жены.

Он не желал верить ей, но даже не это было самым ужасным. Наталья была уверена, что произошедшее вовсе не являлось апофеозом. Это было лишь началом чего-то еще более ужасного, смертоносного.

И оказалась права.

Последующие события стали развиваться стремительно, набирая обороты, словно лошади, которые на полном ходу мчат карету к обрыву, не слушаясь возницу.

Дмитрия буквально трясло от злости: руки ходили ходуном, и он пару раз выронил серебряный портсигар, пытаясь открыть его и достать сигарету. Потом вспомнил, что портсигар пуст: он демонстративно выбросил все сигареты на глазах у Лики и клятвенно обещал ей, что будет воздерживаться от курения – доктора говорили, у него слабые легкие.

Отшвырнув бесполезный портсигар, Дмитрий метнулся к окну и стал смотреть на заснеженный парк. В Петербурге было дождливо, а в Быстрорецке уже лежал снег, и слой его был таким толстым, будто сейчас не конец осени, а самый разгар января.

Не стоило ему приезжать. Дел было невпроворот: чтобы держать журнал на плаву, приходилось прикладывать массу усилий. Конечно, можно было полностью жить на отцовские деньги, писать для удовольствия, не беспокоясь о том, станет ли кто-то издавать, понравится ли публике то, что выходит из-под его пера.

Но позволить себе этого Дмитрий не мог: стыдно сидеть на отцовской шее, прожигать жизнь, тратить заработанные им миллионы. Раз уж он не сумел помочь Николаю Федоровичу, работая вместе с ним, раз уж разочаровал отца, не испытывая ни малейшего интереса к семейному делу, то должен пробовать себя на ином поприще. И, желательно, преуспеть, чтобы и отец смог гордиться им.

Поэтому деньги отца он если и тратил, то умеренно, на самые необходимые нужды, стараясь жить на заработанное.

– Уеду завтра же, – вслух пообещал себе Николай. – Сделал, что мог. Посмешил народ.

Вспомнилось вдруг побелевшее лицо жены отца, ее расширившиеся глаза, казавшиеся неестественно огромными на тонком узком лице. Наталья была бесспорно красива – пожалуй, красивее Лики, и были в ней хрупкое изящество, ранимость, незащищенность. Вспомнилось еще, как Наталья, подскочив к нему, как дикая кошка, толкала его, велела убираться.

Может, она и вправду больна, не контролировала себя в тот момент, как говорил отец, и вовсе не желала его прогонять? Но что же это за нервное расстройство такое, заставляющее бросаться на людей? И что она бормотала?

Нет, вот этого как раз и не вспомнить, да и говорила Наталья слишком тихо и неразборчиво.

Дмитрий отвернулся от окна, поежился и поглядел на камин. Огонь полыхал ярко, но в комнате все равно было холодно, словно огонь разожгли только что, и просторное помещение не успело прогреться.

В новом отцовском доме ему выделили две большие комнаты. Были они смежными: из коридора можно попасть в ту комнату, где сейчас находился Дмитрий (кабинет, он же гостиная), а отсюда – в спальню.

В дверь постучали. Слуги, должно быть. Или, может, отец вернулся.

– Входите, – пригласил Дмитрий.

Однако никто не вошел.

Подойдя к двери, он невольно прислушался. За дверь кто-то был: слышался не то смешок, не то покашливание.

Дмитрий распахнул дверь.

– Я же велел вам… – Начал было он, но оборвал себя на полуслове.

В коридоре никого не оказалось.

В некотором замешательстве притворив дверь, Дмитрий тут же, через секунду, услышал звук, который ни с чем нельзя было спутать: кто-то громко дважды стукнул по ней костяшками пальцев.

«Идиотские шутки!» – разозлился он и снова рывком распахнул дверь.

Но за ней снова никого не было. И вот тут Дмитрию впервые стало не по себе. Холод, который царил в комнате, кажется, многократно усилился.

Когда в закрытую дверь с силой шарахнули и принялись колотить снова и снова, он уже не стал открывать ее, вместо этого повернул торчавший в замочной скважине ключ и отошел назад.

«Надо позвать кого-то, – смятенно подумал Дмитрий. – В спальне вроде бы есть колокольчик».

Дверь теперь скребли и царапали. Бормотание усилилось: квохчущий, старческий голос произносил что-то, но слов было не разобрать.

«Это, должно быть, какой-то сумасшедший», – думал Дмитрий, направляясь в спальню, но тут взгляд его упал на кресло, что стояло боком к нему, возле камина.

В кресле сидел человек – женщина в черном платье. Лицо ее было закрыто густой вдовьей вуалью.

– Как вы вошли сюда? – не испугавшись, а, скорее, удивившись, спросил Дмитрий.

Женщина стала медленно поворачивать голову в его сторону. Лица под вуалью было не разобрать. Звуки под дверью стихли (наверное, неведомые гости ушли), и теперь тишина казалась плотной, как ткань, что скрывала лицо незнакомки.

«Как она могла попасть сюда? Кто это?» – думал Дмитрий.

В глубине души он понимал, что ни один человек не сумел бы войти, да и некому было, и незачем, но позволить себе осознать, что это, быть может, и не человек вовсе, было невозможно. Поэтому он из последних сил цеплялся за эти вопросы, за свое недоумение.