Дочери смотрителя маяка - Джин Пендзивол

Я уже спала на кровати, которую делили мы с Эмили. Едва различимый ритмичный гул включенного маяка служил фоном для сердитых разговоров ветра и волн — ранний зимний шторм прокатывался по озеру. Я внезапно проснулась. Что-то меня встревожило, и это проникло в мой сон. Я осмотрелась, тени в темной комнате постепенно обретали форму и содержание. И тогда я услышала вой лисицы.

Я инстинктивно потянулась к Эмили, но моя рука скользнула по пустой постели, еще не полностью остывшей.

Хитклифф снова завыла, и я поняла, что Эмили пошла к ней.

Мама и папа спали. То, что они спали одновременно, было редкостью, тем более в такую ненастную погоду. Как правило, они сменяли друг друга ночью, по очереди проверяя, светит ли маяк, следили за уровнем топлива, измеряли скорость ветра и фиксировали все это в журнале. Могу только предположить, что их обоих одолела усталость. Но свет мигал, все было в порядке. Я натянула сапоги и надела куртку, шум бури заглушил звук ударившейся о стену из-за ветра двери. Я с усилием закрыла ее за собой и посмотрела на широкие полосы света, переливающиеся на темной воде. Луч высвечивал танцующие на ветру снежинки, создавая вокруг острова мерцающий занавес.

Земля покрылась слоем мокрого снега. Этого было достаточно, чтобы подсветить темноту, и я могла различить дорожку, ведущую вниз, к мысу. Камни были грубыми, черными и пористыми, и мне приходилось тщательно выбирать путь. Ветер все сильнее разжигал шторм на озере, и волны эффектно разбивались о берег, превращаясь в холодный ливень, смешивающийся с падающим снегом.

Эмили стояла на выступе мыса, смотря вдаль через вздымающееся черное море. Хитклифф, которая была вне досягаемости волн, меряла шагами скальный гребень над пляжем. Она прижала уши и время от времени останавливалась, чтобы воем донести свое предупреждение.

Я уже устала от скитаний сестры, ее замкнутости, из-за которых мне приходилось гоняться за ней в ночи, как сейчас, рискуя здоровьем и целостью конечностей, чтобы притащить ее обратно в тепло нашего дома и убежище нашей кровати. Насколько я помню, в тот раз я впервые разозлилась на Эмили.

— Эмили!

Мой голос, подхваченный ветром, утонул в висевшем в небе мокром снеге, гонимом бурей.

— Эмили!

Она, услышав мой оклик, посмотрела на меня, а потом снова повернулась к озеру и, подняв руку, указала в темноту. Лучи света растерянно скользили по стене тьмы, испещренной белыми пятнышками, и я мельком увидела опасно накренившуюся лодку, которую относило волнами к черным вулканическим камням мыса Порфири. Двигатель молчал, команда, должно быть, пыталась справиться с управлением, если еще не покинула судно.

Я оставила Эмили, белый силуэт на фоне черной скалы под маяком. Всего за пару минут я добежала до дома и разбудила папу. Он вышел на озеро на «Душистом горошке», чей маленький навесной мотор с ревом ожил, когда папа вклинился в вырастающую перед ним гору воды. Мать развела огонь и начала кипятить воду в кастрюлях.

Ожидание было бесконечным. Эмили отказывалась идти домой, так что я присоединилась к ней на мысе, где мы стояли, завернутые в шерстяные пледы, и наблюдали за разворачивающейся драмой, театрально подсвечиваемой маяком. «Хартнелл» был грузовым судном и, вероятно, совершал свой последний в сезоне рейс из Дулута, и я могу только догадываться, почему он так отклонился от курса. Возможно, капитан искал спасения от жуткого ветра и бешеных волн классического ноябрьского шторма, надеясь обогнуть остров Ройал и укрыться в бухте Маккарго? Может быть. В таком случае наверняка что-то пошло не так, к ужасу команды судна, и бесстрастный глаз маяка показал, что теперь оно, швыряемое ветром и волнами, нашло пристанище на мелководье у косы Порфири и основательно село на мель, а его металлический корпус деформировался.

Я слышала крики в темноте и звук лодочного мотора. Эмили и я с фонариками в руках встретили «Душистый горошек» на берегу. В нашу маленькую лодку набилось пятеро мужчин, мокрых и дрожащих, с бледными лицами от шока и страха и черными кругами под глазами.

— Отведи их к матери. Отогрейте их.

Папа по-прежнему стоял на корме «Душистого горошка»; волны поднимали лодку и швыряли вниз, и было видно, что он вымок до нитки.

— Где-то там еще трое, в том числе и женщина.

У меня сжалось сердце. Жена, а иногда и дети капитана или владельца судна, довольно часто путешествовали вместе с ним. Я перестала видеть папу задолго до того, как рев бури заглушил звук мотора. Мать помогла мужчинам снять мокрую одежду, завернула их в шерстяные одеяла и напоила крепким горячим кофе. Они сидели молча — явно еще не пришли в себя после пережитого, их зубы продолжали стучать еще долго после того, как горячий напиток был выпит и их кожа порозовела.

Разобравшись с мужчинами, мать переключила свое внимание на нас с Эмили. Мы переоделись в сухую одежду и сидели, вытянув руки к печи. Эмили все еще дрожала. Мать обхватила лицо Эмили руками, ее большой палец задержался на бледной щеке, пока Эмили не подняла на нее взгляд своих серых глаз, и они несколько мгновений смотрели друг другу в глаза. Затем мать села и стала расчесывать Эмили волосы, пока они не начали сверкать, как перья ворона.

История разворачивалась перед нами, мужчины, которые снова обрели голоса, собирали ее по кусочкам. У «Хартнелла» отказали двигатели за две мили до острова Пассаж, произошло это около десяти часов вечера. Чудовищные волны, обрушиваясь на палубу, сорвали крышки люков и затопили машинное отделение. На судне была бизань-мачта, и они подняли парус, изменив курс, чтобы проскочить за остров Ройал, где могли бы переждать шторм, а после этого отправиться в Порт-Артур на ремонт. Но волны стали слишком большими, и около полуночи они потеряли управление и могли полагаться только на милость ветра, который понес их прямо на скалы у острова Дредноут. Они спустили спасательную шлюпку и готовились покидать корабль. Первый помощник был в шлюпке, помогая жене капитана спуститься. Как только она это сделала, их накрыла огромная волна, оторвав шлюпку от корабля и отправив трех ее пассажиров в темные воды Верхнего.

Я достаточно хорошо знала озеро, чтобы предугадать их судьбу. Верхнее не было склонно отпускать тех, кто оказывался в его ледяных объятиях. По лицам кутающихся в одеяла мужчин, волею судьбы оказавшихся в нашем скромном жилище, было видно, что они тоже об этом знали.

Казалось, папы не было уже несколько часов. Ветер продолжал завывать, лишь слегка стихнув с восходом солнца, чей рассеянный свет тщетно пытался пробиться и согреть покрытый снегом остров. Папа появился на пороге ранним утром и молча покачал головой.

Мужчины жили у нас три дня. Папе удалось передать сообщение береговой охране, и за ними приплыл «Джеймс Уэйлен». Вскоре после этого прибыло спасательное судно, стащившее «Хартнелл» со скал и отбуксировавшее его на верфи в Порт-Артуре.

Эмили провела эти три дня, прогуливаясь по краю озера. К берегу прибивало то, что осталось от груза «Хартнелла»: деревянные ящики, баночки, буи и куски разорванной ткани. Хитклифф все время была неподалеку, сопровождая Эмили как верный спутник от рассвета до заката, пока она осуществляла свое паломничество, иногда останавливаясь, чтобы перевернуть плавающий обломок в поисках чего-то. Я не понимала ее одержимости, но я многого не понимала в Эмили.