Панама Андерграунд - Зарка

за голову и разъяренно бьет об стену. Шок эхом отдается у меня в ушах. Я валюсь на пол бэкрума. Черт! Сука, ну и говно! Я не предвидел такого поворота событий. Надо мной склонились головы озабоченных садистов: они разглядывают меня так, словно я добыча, которой они собираются всадить. Проклятье…

Патрик поднимается, осматривает меня чуток и трогает свой член:

– Ну и что же это, писатель, что на тебя такое нашло, что ты пришел сюда? Это по-настоящему дерьмовая идея для такого привлекательного молодого человека, как ты, – подать нам свою задницу на серебряном блюдечке! Никто не будет искать тебя в «Пропасти», ты наш…

Моя голова в космосе – я изо всех сил пытаюсь вернуться на землю.

– …Нам-то нравятся такие парни, как ты, воинственные, мужественные! Мы обожаем такое, мы-то…

Они смеются.

– …Ты знаешь, писатель, ты должен понять одну вещь: мы все оттрахаем тебя, один за другим, будем трахать тебя еще и еще. Ты сдохнешь здесь, писатель! Слышишь? Твоя задница будет кровоточить. Писатель! Добро пожаловать в Андеграунд…

Дина…

– Па… Патрик! – перебиваю я его. – Ты знал Дину?

Эта мразь стреляет попперс у одного темнокожего со шрамом на роже, открывает флакон и вдыхает токсичные пары:

– Дину, ту шлюху, с которой ты приходил в Love Hotel? Да, я ее знал, мы не были знакомы лично, но я хорошо представлял себе, кто эта девушка, я близко знаком с ее хахалем. Знаешь ли, Париж – это большая деревня, большая семья… И, отвечая на вопрос, который ты собираешься мне задать, подтверждаю тебе, что ее любовнику не было приятно узнать, что ты с ней спал. Да, писатель, я рассказал Каису, он мой друг, а ты – дрянь. А теперь, отвечая на вопрос, который ты не собираешься мне задавать, – да, мы выбьем тебе зубы, чтобы ты не покусал нам то, что мы сунем тебе в рот…

Ебаная хуйня!

Я достаю пистолет и пускаю одному из мужиков пулю в яйца. Вторая пуля летит в чью-то ногу, а третья – в чью-то голову. Настоящий погром, крики сотрясают бэкрум, мужики толкаются, чтобы сбежать из зала. С тяжелой головой я встаю на ноги. С лица Патрика стирается улыбка.

– Патусик… Я могу называть тебя Патусик? Ты нассышь в штаны, Патусик?

Я двигаюсь вперед, приближаясь к мудаку, и направляю дуло своей пушки ему промеж глаз.

– Пожалуйста, писатель… Умоляю тебя…

На полу распластались три идиота. Один из них орет благим матом, держась за бедро, другой уже сидит в застекленном боксе в зале страшного суда.

– Это Каис порешил Дину?

– Слушай, писатель… Не знаю я! – трясясь, пищит доносчик. – Я… Я не в курсе всего, что произошло! Но… Но. Но я могу легко разузнать…

– Спасибо, но, отвечая тебе на вопрос, который ты не собирался мне задавать, я разузнаю все самостоятельно.

И свинец летит ему в мозг.

Глава 23. Гетто Менил

Мы со Слимом появляемся в XX округе рано утром. По словам приятеля, уже жалеющего, что когда-то предупредил меня, мелюзга из Рампоно продолжает тусить на улице Миндального дерева вместе с дружбанами из Банана[57].

– Брат, не глупи! – пытается отговорить меня Слим. – Они не станут жалеть тебя и побьют, и я ничем не смогу тебе помочь. Сегодня малышня больше не уважает старших, не то что раньше. На мое мнение им будет насрать.

– У тебя осталось немного кокса? – спрашиваю я у друга.

– Ты что, серьезно? Я только недавно дал тебе целый грамм.

– Я знаю, но я его уже прикончил.

– Уже? Побереги себя, брат, твое сердце не выдержит, сам ты даже понять ничего не успеешь.

Засунув руку к себе в трусы, Слим выуживает оттуда пакетик, который тотчас же передает мне. Натянутый, словно струна, я закуриваю сигарету. Менил очень медленно выходит из ночного оцепенения, разбуженный встающими спозаранку рабочими и первыми открывающимися бистро. Мы проходим мимо «Святого спасителя», бара, выполняющего роль штаб-квартиры панамских антифашистов. Когда мы поворачиваем на улицу Пануайо, Слим снова начинает грузить меня:

– Брат, клянусь тебе, это плохая идея. Послушай меня, они тебя порвут!

– Я не хрупкий мальчик, Слим!

– Это тупая затея, черт подери! К тому же в такой час они как пить дать будут в стельку! Давай я отвезу тебя домой к твоему приятелю!

– Нет, ничего не поделаешь! Если ты не хочешь идти со мной, высади меня здесь – остаток пути я пройду пешком.

Я перестал ощущать то куриное яйцо, что выросло у меня на лбу после того, как меня стукнули лицом о стену бэкрума. Банда гадких гомиков! Я клыками разрываю пакетик кокса, высыпаю порошок на левое запястье и отправляю эту субстанцию прямиком в нос. Мы подкатываем к воротам жилого комплекса, и брат паркует свою тачку.

Сегодня мои руки в крови. Я официально стал убийцей, палачом. Час назад я прикончил каких-то типов в самом грязном траходроме во всей столице. Теперь, когда я открыл ящик Пандоры, больше уже ничто и никто меня не остановит. Я пойду до конца, пусть даже это будет стоить мне жизни.

– Ты уверен в том, что делаешь? – в последний раз проверяет братишка.

Я выползаю из машины:

– Подожди меня здесь!

– Брат…

Хлопнув дверцей «мерседеса», я направляюсь в гетто. С десяток подростков толпятся у подножия какой-то башни и действительно напиваются на утреннем холоде, обкуриваются и орут как ненормальные. Вид у них реально горячий! Когда я приближаюсь к ним, пацаны прекращают лаять и некоторое время смотрят на меня.

– Эй, это то шлюхино отродье из метро! – вскидывается пацаненок с усами, с которым я поцапался во время путешествия на второй линии. – Это тот козел, смотри!

– А, да, сукин сын из XVIII! – кипятится высокий и сухой темнокожий парень едва ли пятнадцати лет.

– Мы убьем тебя! – предупреждает другой ребенок, огромный курносый араб.

Тяжелое начало.

– Парни! – пытаюсь я успокоить их. – Послушайте меня две секунды!

Я получаю жестянкой по плечу, а малыши наступают на меня.

– Парни, блин, вашу мать! Серьезно, выслушайте меня!

– Да, спокойно! – У меня за спиной вырастает Слим. – Послушайте Зарку, он хороший парень!

– Ну давай тоже! – усач затыкает моего друга. – Почему ты вечно лижешь ему зад?

– Ничего я ему не лижу, он мой друг, я знаю его более двадцати лет!

– И что? Мне плевать на то, что ты его знаешь! Этот твой сученыш, он якшается с мразями с XVIII.

Бутылка виски вдребезги разбивается у моих ног. Я решаю, что нужно быстро выкладывать суть дела,