Как Петербург научился себя изучать - Эмили Д. Джонсон

Д. Золотарев, даже простое знакомство с чем-то новым может принести значительную пользу детям из школ с низким уровнем образования.

Это правда, что экскурсии, проводимые в непосредственной близости от учебного заведения, часто превращаются в прогулки, мало похожие на научно-познавательные экскурсии. Экскурсии на большие расстояния – это совсем другое дело. Возбуждая интерес и любознательность, предоставляя участникам неисчерпаемый запас совершенно новых впечатлений и перенося их в другую среду, они уже сами по себе очень ценны. Даже «брожение от церквей к музеям, от исторических памятников к электрическим или телефонным станциям» <…> имеет свою собственную целесообразность. Для провинциальных школьников, которые никогда не покидали своих родных городов и никогда не видели даже крупного города, не говоря уже о столице, столица важна как большой город со всеми его отличительными чертами[156].

Другими словами, методические предписания можно было нарушить без опасения полностью свести к нулю ценность поездки[157]. Смягченные стандарты выразились в поддержке индивидуальной инициативы, героических попытках преодолеть бюрократические препятствия, собрать деньги и отправиться куда-нибудь, даже если это означало пожертвовать временем отпуска или влекло за собой личные расходы. К. Студитский, преподаватель детского дома в Ярославской области, отправлял «Русскому экскурсанту» отчеты о пеших экспедициях, которые он организовывал для своих подопечных каждое лето. Он в одиночку водил группы из 50 или 60 детей в туры длительностью целый месяц, расходуя на ребенка 38 копеек в день. Когда Студитский прошел за день 20 верст вдоль Волги, он понял, что может спокойно преодолеть за одну поездку 500 верст, останавливаясь, чтобы показать своим подопечным заводы, осмотреть достопримечательности в каждом городе и, при случае, провести несколько дней, помогая местным крестьянам с их летними полевыми работами[158]. Земские школы Воронежской губернии привозили крестьянских детей в город на три-четыре дня, чтобы познакомить их с заводами, кинотеатрами и фабричными сладостями, а городских детей в рамках аналогичных программ привозили в сельскую местность или по крайней мере на поля за городом, чтобы улучшить их понимание сельскохозяйственных образов в литературе[159].

Редакторам «Экскурсионного вестника» такие усилия, несомненно, казались удручающе провинциальными[160]. Однако, несмотря на их методологические ограничения, эти примитивные экскурсии сыграли важную роль в дореволюционном экскурсионном движении. Поездки большого числа недостаточно финансируемых и плохо подготовленных групп побудили земства и другие местные административные органы создать процедуры и структуры для оказания помощи потенциальным экскурсантам. Для выезжавших групп поддержка заключалась в прямой финансовой помощи, предоставлении расходных материалов и в получении железнодорожных билетов со скидкой. Прибывавшие группы часто направлялись в недавно созданные экскурсионные бюро, укомплектованные экскурсоводами-волонтерами и оснащенные библиотеками путеводителей. Школьные и общественные здания одновременно служили общежитиями, где гостям предоставлялись соломенные матрасы, постельные принадлежности и даже чай. Эти административные усилия по созданию структурной основы экскурсионного движения послужили важной моделью для реформаторов в послереволюционные годы, доказав, что экскурсии необязательно должны быть исключительной прерогативой элитарных гимназий. Можно было бы создать центры для оказания помощи отдельным преподавателям в выборе маршрутов и логистики, что позволило бы эффективно направлять большое число студентов в одно место и по крайней мере в перспективе гарантировать определенный уровень качества. Если бы эти базы можно было когда-нибудь привести в соответствие со стандартами, обеспечить оборудованием и укомплектовать квалифицированными кадрами (как в Тенишевском училище), то, возможно, мечты, сформулированные дореволюционными реформаторами, могли бы наконец включить в себя и народные массы.

Фактически уже в 1918 году ряд структур Комиссариата просвещения начал проявлять интерес к возрождению дореволюционной традиции экскурсионной работы и, в частности, к организации сети станций. По сравнению с другими прогрессивными педагогическими приемами экскурсии имели то преимущество, что были относительно хорошо известны и имели хорошую репутацию. Передовые, но не вызывавшие конфликтов, они сразу же заинтересовали опытных педагогов, приверженных наследию земской реформы, и консервативную фракцию в Наркомпросе – таких большевиков, как Луначарский и Людмила Менжинская. Они хотели, чтобы недавно созданная «единая трудовая школа» давала учащимся нечто большее, чем только профессиональное образование[161]. Теория экскурсий, подразумевающая интересное, активное, практическое, соответствующее возможностям и обстановке обучение, предложила новым государственным школам полезную трудовую альтернативу, дающую детям эпохи диктатуры пролетариата возможность изучать науку, а не орудовать инструментами. Возможно, наиболее развернутое выражение этой точки зрения содержится в книге организатора экскурсий Б. Е. Райкова, написанной в 1922 году. Сначала Райков определил в качестве главной характерной черты экскурсионного метода вовлечение в процесс обучения всех мышц (моторность); потом он совершил легкий переход от моторности к труду и объявил: «Трудовая школа – это прежде всего экскурсионная школа» [Райков 1922: 8; Гревс 1925б: 10]. Такие аргументы, как правило, подразумевали, что школы должны и дальше стремиться к реализации больших целей, предлагая учащимся гуманистическую учебную программу, напоминавшую лучшие экспериментальные программы дореволюционного периода. Как отметил Гревс в статье 1921 года для «Педагогической мысли»:

Без сомнения, школа эта не может быть исключительно или преобладающе «книжною», то есть, теоретическою, а должна давать в постановке дела широкое место как лабораторной и экскурсионной работе, так и организованному самостоятельному труду учащихся, умственному, художественному и ручному, но такой труд, давая практические навыки, ценные для трудовой жизни, преследует не профессиональную, а просветительную цель[162].

И старые специалисты, и группа, выступавшая в Наркомпросе против трудовой школы одностороннего плана, отвергали узкий утилитаризм, приравнивание человеческой ценности к функциональности как препятствующие личностному росту и развитию здоровой личности. Они полагали, что школы должны «помочь ребенку стать человеком, прежде всего, – и только потом – гражданином и специалистом», что только основательное общее образование, включающее изучение как естественных, так и гуманитарных наук, может обеспечить общественный прогресс и гарантировать в итоге получение достаточно грамотных и гибких специалистов, способных адаптироваться к меняющимся потребностям экономики[163]. Они также признали, что уменьшение числа изучаемых в российских школах предметов как раз в то время, когда широкие слои населения получили доступ ко всем плодам просвещения, поднимает вопрос о справедливости: разве народные массы не заслуживают того, чтобы узнать о полном спектре культурных и научных достижений человечества?

Стремясь придерживаться этих важнейших педагогических принципов, Гревс, Райков и многие другие известные деятели дореволюционного экскурсионного движения в конечном счете согласились, несмотря на свои сомнения в отношении большевистского режима, сотрудничать с Наркомпросом и делиться опытом с новыми секциями, станциями и печатными изданиями. Хотя эти ветераны-реформаторы продолжали горько жаловаться на разрушение гражданского общества и ограничения частной инициативы, они не могли на длительный срок отказаться от работы в сфере образования, поскольку видели в просвещении и развитии культуры единственный способ разрешить текущий социальный кризис[164]. К началу 1919 года списки сотрудников филиалов Наркомпроса в Петрограде пестрели знакомыми именами: Райков, Д. Н. Кайгородов, Н. М. Соколов, И. И. Полянский и, конечно же, Гревс. Многие преподавали в Тенишевском училище или в Лесном коммерческом училище, еще одном авторитетном и прогрессивном учебном заведении Петрограда, где поощрялись экскурсии. Другие до революции организовывали в пригородах Петрограда летние курсы повышения квалификации учителей[165]. Вклад этих старых специалистов и учреждений по крайней мере на время обеспечил Петрограду статус ведущего образовательного центра, несмотря на постепенное перемещение ресурсов и влияния в Москву[166]. В узкой области экскурсионной работы он продолжал доминировать, стабильно превосходя усилия новой столицы как практически, так и методологически[167]. В Петрограде во время Гражданской войны три различных подразделения Наркомпроса открыли по экскурсионной секции: отдел единой трудовой школы, музейный отдел и внешкольный отдел