Теней не видно в темноте - Роман Титов

Анаки, однако, и тут с ответом не поспешил, почему-то пристально глядя куда-то за моим плечом.

— А чего твой лопоухий телохранитель ушел? — спросил он натянуто. — Струсил?

Я на мгновение оглянулся — трап «Мозголома», как и положено, оставался опущен, но двигатели пока так и не заработали.

— Аргус-то? — Я вернул взгляд обратно на анаки. — Сомневаюсь. Есть у него пунктик — не любит возиться со всякой мелочью.

Молодцы недовольно зароптали, но пикнуть что-либо против воли анаки не смели.

— Что с его рожей?

Я напрягся. Вот уж кому не стоило бы раскрывать рот по поводу внешности других. Продолжая улыбаться, но уже без всякого намека на веселье, сказал:

— Неудачное стечение обстоятельств. — Демонстративно обведя группу недозлодеев придирчивым взглядом, добавил: — Уж, вы-то должны меня понимать.

В течение последующей паузы я гадал, попытаются ли они ответить на оскорбление. Однако вместо этого услышал лишь новый вопрос, заданный посуровевшим анаки:

— Ты знаешь, кто мы такие, верно… Исток?

Играть на публику равнодушие и скуку оказалось до ужаса забавно.

— Дети Шуота, если не ошибаюсь?

Кто-то из пострелов довольно оскалился, словно одно только произнесенное вслух имя их никчемной клики считалось невесть каким подвигом. Губу бы не раскатывали.

— А я-то великодушно считал, будто вы поумнее. Вот незадача! — Я театрально всплеснул руками. — На что же вы рассчитывали, заявившись сюда? Или и впрямь считали, будто я не додумаюсь о слежке за капитаном Заппало?

— Однако ни ты, ни этот твой косомордый ничего не предприняли, чтобы помешать нам, — возразил анаки, хлопнув бластером о бедро.

С трудом удержав себя от того, чтобы не оторвать ему голову в ту же секунду, я улыбнулся одними губами:

— Люблю, знаете ли, досматривать спектакль до конца. Пусть даже столь неумелый.

— Потому и действовал всегда через посредников? — выплюнул анаки и вот теперь уже наставил бластер на меня. Все прочие тут же скопировали его движение. — А сейчас хватит мужества ручки запачкать? Или предпочтешь сдохнуть без боя, будто шелудивая псина?

Улыбаться и дальше уже не хотелось. Уронив голову на плечо, я и в самом деле обдумал оба поставленных вопроса, после чего, усмехнувшись, попросту щелкнул пальцами и отодвинулся с вероятной траектории будущих выстрелов.

Сопливцы даже не заметили, как их провели. Пока они строили из себя крутых парней — бряцали оружием да воображаемой мускулатурой поигрывали, — практически неразличимый в полутьме ихор опутал их по рукам и ногам, будто мух паучьей сетью. Щелчок пальцами служил лишь материальным отображением мысленного приказа, но эффект произвел, как говорится, что надо. Анаки и его шайка не успели и пикнуть, как их одновременно повалило лицом в металлический пол. Короткий взмах рукой и бластеры отлетели в сторону.

Последовавший за этим действом поток отборной ругани и воплей возвратил на мое лицо улыбку. Впрочем, никакого злорадства в ней не было, только легкая грусть. В конце концов я никогда не стремился убивать молодых и малоопытных ребят, пусть даже и действующих сектантов.

Анаки, кстати, голосил громче прочих:

— Отпусти! Отпусти, сказал, ты, трижды переваренная гнилая мурафа!

И это, дамы и господа, устрашающие Дети Шуота! Я закатил глаза и, снова сложив руки за спину, прошелся между поваленными лицом вниз сопляками.

— Если вы знали, кто я такой, то отчего же не продумали защиту? Или вы и впрямь надеялись, будто я обделаюсь от одного только вашего вида? Нет, правда?

Внезапно голос подал один из подручных главаря шайки, развеяв начавшее было зарождаться подозрение о поголовной немоте:

— На этот раз у тебя не выйдет заставить нас обратиться против своих! — Пока он пытался выговорить, по-прежнему тычась лицом в плоскость, еще и губами всю грязь с явно немытого годами настила собрал.

Я насмешливо выгнул бровь:

— В самом деле? Возомнили себя большой и дружной семейкой, да? А что насчет ее главы? Может, поделитесь, кто ж все-таки управляет всеми вами? Кто был тот человек, что говорил с огианским шаманом?

Вопреки ожиданиям, отчаянно боровшемуся с призрачными путами анаки удалось приподнять голову. В глазах мелькнуло удивление:

— Так ты поэтому позволил нам подойти так близко?

Я наигранно скромно потупился. К чему скрывать очевидное? Впрочем, сговорчивость парней было не лишним подстегнуть. Небольшое усилие мысли — и нити ихора сделались намного теснее. Сразу же послышались сдавленные стенания. Присев рядом с анаки, я терпеливо спросил:

— У вас есть сведения о нем или нет? Сгодится и местоположение.

Первым сдался, как ни удивительно, анаки. Стоило мне лишь еще немного надавать и он тут же завопил:

— Я знаю. Я знаю! Я скажу! Скажу.

— Чудесно, — просиял я, чуть ослабив хватку. — Внимательно слушаю.

Анаки, почувствовав толику свободы, приподнял голову, метнув в меня самый честный на свете взгляд:

— На словах не отыщите. Вам понадобится штурман.

Брови мои так и подпрыгнули:

— С нами прокатиться желаешь, вот как?

— Но это правда! Клянусь семейным куатом!

Несмотря на то, что для подавляющего большинства обитателей Галактики подобная фразочка значила меньше, чем ничего, сами анаки относились к высказываниям такого рода крайне бережно. На Параксе семейным куатом считалась древняя реликвия рода, торговаться которой было верхом неприличия. Потому-то анаки, слывшие к тому же и крайне суеверной расой, редко кому давали заверения, вроде клятв, а уж если осмеливались, то старались сдержать слово во что бы то ни стало.

Так что я решил поверить и легким движением руки освободил пленников от ихора. Со всех сторон тут же послышались вздохи облегчения, подниматься, однако, никто не спешил. Усвоили, стало быть, урок. Молодцы.

Я распрямился и, улыбнувшись, подал руку синекожему парню:

— Будь по-твоему. Летим.

— Как тебя звать?

«Мозголом» давно уже вспарывал гиперпространственные завихрения, следуя указанному курсу. Пацан вжался в кресло и смотрел на Аргуса так, будто тот успел пообещать оторвать ему язык, если только посмеет рот открыть. Не слишком-то обычно, если учесть, как он бахвалился вначале.

— Эфен, — ответил анаки, невольно вытягивая шею, чтобы лучше рассмотреть шрамы на лице стража.

— Нечего на меня пялиться, — рыкнул тот, будто затылком чуя пристальный взгляд.

— Извините. — Эфен тут же уткнулся глазами в пол.

Я удивился слегка. Прежде Аргус не проявлял подобной щепетильности в отношении собственной внешности и маску носил разве что из опасения распугать окружающих. Мне и в голову не приходило, будто он способен переживать из-за того, что на него кто-то не так посмотрит. Во всяком случае, в моем присутствии он никогда не стеснялся своего временного уродства. Более того, даже позволял постепенно исправлять ситуацию с помощью ихора.