Те, кто желает мне смерти - Майкл Корита

Она дала голос тем крикам, которые не могли озвучить дети, и в тот же миг очнулась ото сна. Жар спал, раскаленные свинцовые покрывала слетели прочь, и Ханна поняла, что в будке на вершине наблюдательной вышки холодно, как в гробу. Когда она вскочила с постели, едва удержавшись на подгибающихся ногах и втягивая воздух короткими истерическими вдохами, изо рта вырвались клубы пара. В таких случаях ее всегда тянуло двигаться, всегда тянуло бежать, это первый инстинкт. Если можешь бежать – беги.

В ту ночь, когда это случилось, у нее не было возможности бежать. Или желания. Бежали другие. Подняв глаза на склон, Ханна увидела лишь мешанину соснового бурелома без конца и без края. На самом верху над ним нависал обломок скалы, держащийся на честном слове и готовый в любую секунду обрушиться вниз. Позади них юго-западный ветер подхватил дико взревевший огонь, и она не забудет этот звук до самой смерти – он именно взревел. Внутри пламени творилось нечто эффектное и при этом ужасающее – вихрь красок, от темно-красного до бледно-желтого, когда огонь боролся сам с собой, перемещаясь в поисках топлива и кислорода – того, что ему только и надо для жизни, стоит кому-нибудь высечь искру. Кто-то обеспечил ему эту искру, а потом ветер дал кислород, а сухой лес – топливо, и единственным фактором, способным остановить рост и взросление этого чудища, была команда Ханны.

У них был выбор, пока они ждали в траншее – на территории, на которую ни в коем случае нельзя было соваться: нарушить уставной порядок и бежать, или же соблюсти уставной порядок и развернуть огнестойкие укрытия[19]. К тому времени уже было понятно, что пожар набирает скорость и не собирается останавливаться. Все на несколько секунд погрузились в молчание, сознавая, что они натворили – как заперли сами себя в ловушку, – и она была убеждена, что далеко не один из них припомнил, как все это вышло: как Ник решил не спускаться в ущелье, а Ханна стала убеждать его в обратном. Там осталась какая-то семья, которая тоже оказалась в ловушке, и Ханна считала, что их еще можно спасти. Ник так не считал. В споре победила она, они спустились в ущелье, после чего ветер сразу же зашел им прямо навстречу.

В четверти мили от них, с противоположной стороны совсем мелкого ручейка, на них смотрела и что-то кричала семья туристов. И Ханна кричала в ответ, приказывала войти в воду, спрятаться под воду! Зная все это время, что в ручье недостаточно воды, чтобы спасти их.

Сразу после этого ее команда разбежалась кто куда. Крепко спаянная боевая единица, где обычно все действовали как один, но паника – разрушительная вещь, и как раз паника их в тот момент и охватила. Ник кричал на них, чтобы разворачивали индивидуальные укрытия; некоторые кричали в ответ, что лучше поскорее сваливать отсюда; один из парней убеждал остальных бросить все, бросить все снаряжение до последнего шнурка и ломиться к ручью. А еще один, Брэндон, просто сел на землю. Так вот, попросту. Просто сидел и смотрел, как огонь подбирается к нему.

Ханна смотрела, как они делают свой выбор, а затем исчезают. Кто-то схватил ее за плечо и попытался затащить вверх по склону горы. Она стряхнула его руку, все еще глядя на семью, которую они собирались спасти, из-за которой полезли сюда, – на этих придурков, которые устроились на дне ущелья, которые разбили свои палатки на гостеприимно приоткрытой ладони чудища, готовой в любой момент сжаться в кулак. Визжащие дети, казалось, обращали свои крики лично к ней. Почему? Потому что она женщина? Потому что они увидели что-то другое в ее глазах? Или потому, что она оказалась единственной дурой, способной просто стоять на месте и глазеть на них?

И в тот момент она осознала, что слышит голос Ника:

– Ханна, черт бы тебя побрал, живо разворачивай укрытие, иначе тебе конец! Укрывайся, если жить охота!

Этот крик посреди рева огня прозвучал не более чем сюрреалистическим шепотом. Накатила новая, на сей раз совершенно ошеломляющая волна жара. Ханна ощутила, что ветер опять набирает силу, и поняла: дело плохо. Подняв взгляд на склон, увидела спины тех, кто проголосовал за бегство, и тут Ник опять закричал на нее, развернул наконец свою собственную огнеупорную накидку – та выскочила из коробки, словно какой-то игрушечный шалашик из фольги, – и буквально затолкал ее внутрь. Гнетущий жар уже охватывал ее со всех сторон, попытка глубоко вдохнуть ничего не дала – кислород попросту выжгло из воздуха. Едва она устроилась внутри, как через траншею, словно разведывательный отряд, стали переползать первые языки пламени. Правила просты: залезаешь в укрытие, плотно прижимаешь его края к земле и ждешь, ждешь, ждешь. Если рев огня прошел мимо, это вовсе не значит, что и огонь прошел мимо. Ты можешь выйти, думая, что ты в безопасности, – и тут же сгореть дотла.

Ханна располагалась головой на юго-запад, навстречу ветру, когда подтыкала под себя полог огнеупорной накидки. Последним, что она увидела, кроме живой стены огня, надвигающейся на нее, был мальчик. Он остался совсем один. Девочка и ее родители нырнули в палатку – судя по всему, подражая процедуре пожарных на другой стороне ручья. Проблема была только в том, что их палатка не была огнеупорной. Семья затолкала свой тряпичный домик под каменный уступ, надеясь хоть как-то прикрыть от огня, но мальчик отбился от родителей и остался снаружи, испуганный ожиданием пламени. Он хотел сбежать от него, хотел попасть в воду.

Ханна увидела, как он плюхается в ручей, убегая от настигающей его оранжево-красной стены, раскаленной до полутора тысяч градусов[20]. Это было последнее, что она успела увидеть, прежде чем Ник запечатал ее внутри. Она была благодарна ему за это. Благодарна, что он все еще мог бежать. Он тоже прыгнул в ручей. Погрузился под воду.

И сварился в ней.

Она не знала об этом до начала работы комиссии по расследованию.

Ханна пробыла в укрытии сорок пять минут. Сорок пять минут самой сильной жары, которую она когда-либо испытывала, в окружении человеческих криков и рева огня. Пламя пыталось убить ее, старалось изо всех сил, прожевывая крошечные отверстия в огнеупорном материале накидки. Она смотрела, как они увеличиваются, как растут в числе – сотни светящихся точек, словно кроваво-красные звезды на темнеющем небе.

Все были обучены не покидать укрытий до команды старшего. Ника. Ханна не знала тогда, что старший давно мертв…

– Господи! – всхлипнула она в своей наблюдательной вышке и расплакалась опять. Как долго такое может преследовать тебя? Как долго эти воспоминания будут сжимать свои пальцы у тебя на горле? Когда они решат, что пришло время отпустить тебя?

Она бессильно опустила голову на визир, ощутив на коже холодное прикосновение его медного обода.