Китайский цветок - Эмма По

— Клянусь, Иван Антонович, — то ли с жаром, то ли испуганно начала Катерина. — Ваша дочь Аня родила только одну девочку. — Она освободила наконец своё запястье от цепких пальцев сидящего напротив неё Слуцкого и перекрестилась. — Другая моя… Вернее, наша с Васенькой.

Последние слова вылетели из её горла лающими звуками, плечи затряслись, и со стороны было непонятно, плачет она или давится смехом. Слуцкий встал из-за стола, налил в чашку воды из остывающего чайника и поставил перед ней. Утешать истерично рыдающую женщину бесполезно. Нужно просто дать ей несколько минут, чтобы пришла в себя.

Катерина взяла бумажную салфетку, промокнула ею глаза и в неё же высморкалась. Жадно, в три-четыре глотка выпила оставленную для неё Слуцким воду и после этого окончательно успокоилась. Иван Антонович, не спускавший с неё глаз, с удовлетворением признал, что скорее всего она говорит правду. Желая, однако, убедиться в этом окончательно, он снова начал мучить её своими вопросами:

— Но почему же Василий не сказал Анюте о вашей беременности? Тогда дочка ещё колебалась, оставлять ребёнка или нет, уезжать ли со мной в Штаты… На её решение мог повлиять в то время любой, даже на первый взгляд незначительный факт — тем более такой весомый! Она-то надеялась, что родит, и Василий уйдет от вас к ней, поскольку в вашей семье детей не было. Да если б она знала о вашей беременности — она бы ни за что не решилась рожать! Ни мужа, ни близких, ни квартиры и никакой уверенности, что ваш Василий признает её дитя.

Катерина снисходительно посмотрела на Слуцкого.

— Иван Антонович, да как вы не поняли до сих пор! Ничто не могло заставить вашу Анюту уехать от Василия. Он ведь сказал ей о том, что я беременна, сразу же, как только узнал сам. Но от Василия уйти было невозможно! Ни одна женщина не могла устоять перед ним. Вы уж простите, что я так говорю, но они всю жизнь вешались ему на шею. Любая женщина, если б он захотел, пошла бы за ним и в огонь, и в воду. С Анютой, конечно, другой случай, но уж если она в него влюбилась, шансов на то, чтобы разлюбить его и оставить, поверьте, у неё не было.

Катерина мечтательно уставилась куда-то вдаль, не замечая, как гневно сверкают глаза её собеседника.

— Вы уж тоже меня, старого, простите, но ваш Василий, которого вы вставили в рамочку с ангелочками, по сути-то — прохиндей из мексиканского сериала! Этакий Дон Аферио, понимаете ли! Да что же у вас, женщин, с гордостью-то происходит, когда вы влюбляетесь? Куда она у вас проваливается? Вот взять хоть вас, Катерина Ивановна! Прожили вы со своим Васей жизнь, похоронили его давным-давно и до сих пор не поняли, как подло он поступил! Не только с моей Анютой, но и с вами. Конечно, я ему благодарен за то, что внучку мою в детский дом не сдал, но благодарность-то эта не возвышает его, а позорит!

Катерина, с ужасом смотревшая на Ивана Антоновича во время его обличительной речи, вдруг замахала перед его лицом руками.

— Нет, нет и нет! — задыхаясь, заговорила она. — Вы не должны так думать; вы совсем его не знали. Он был необыкновенным человеком — сильным, красивым, благородным. Да, да! Благородным. Разве не благородно то, как он поступил с девочкой, и никогда не ждал ни вашей благодарности, ни вашей помощи. Все его помыслы были только об их счастье, их дружбе. Он обожал их обеих, никого не выделял, и девочки его очень любили. А уж как похожи на него обе! Никто бы никогда не поверил, что они от разных матерей. В своё время что я, что Анюта ваша, безоговорочно увидели в нём смысл жизни. А Вася всё сделал, чтобы девочкам было хорошо и в семье, и друг с другом. Они всегда дружили! Недаром Даша так изменилась после смерти Зои. Для неё это был тяжелейший удар. Не знаю даже, когда она сможет от него оправиться.

Дрожащими руками она неловко вытащила сигарету из помятой пачки и закурила. Иван Антонович погладил Катерину по голове и тяжело вздохнул.

— Простите меня. Я наговорил много обидного, а вам памятник при жизни надо поставить. Мне сейчас даже жаль, что с вашим Василием я так мало общался! А что вы имели в виду, когда сказали: «Даша так изменилась после смерти Зои»?

Катерина задумалась, потушила сигарету и машинально потянулась за сладким пирожком. Потом встала из-за стола, долила в чайник воды и снова поставила на плиту. Надкушенный пирожок так и остался лежать на кухонном столе, а она вернулась на место и рассеянно взглянула на Слуцкого.

— Я даже не знаю, Иван Антонович, как ответить на ваш вопрос. Даша всегда была очень мягкой, покладистой, лёгкой. Несчастье, которое с ней произошло, конечно, изменило её характер. Особенно это проявилось в первые год-два после трагедии. Потом, когда её жизнь стала налаживаться, а она сама заявила о себе как о вполне состоявшейся личности, натура взяла свое, и к девочке стал возвращаться ей Богом данный оптимизм и состояние внутренней радости. Оно всегда ей было присуще, а сейчас это почти ушло. Она стала агрессивная и резкая. Всё наладится рано или поздно, я уверена, но в ней будто что-то надломилось. Даже когда она смеется, я чувствую — внутри у неё как огонь погас. Может, с вашим приездом, бог даст, оживёт девочка! — Она снова подошла к плите и взяла в одну руку попыхивающий чайник, в другую — недоеденный пирожок. — Давайте-ка я вам чайку горячего налью. — Не дождавшись ответа, она откусила от пирожка и тягучая сладкая капля ягодной начинки смачно плюхнулась на светлую блузку. Катерина засмеялась.

Иван Антонович протянул ей свою чашку и тоже засмеялся. Ему нравилось смотреть на Катерину.

— Люблю чаёвничать. Пирожков сладких наконец отведаю. Вот этот, который на вас капает, с чем он?

— С черникой.

— О! Я себе тоже с черникой найду! — Он наклонился над столом, придерживая рукой галстук.

— Иван Антонович, а вы по знаку Зодиака близнец? Как и девочки? — Она закашлялась. — В смысле, как и Даша?

— Почему? — искренне удивился он, зажав в руке пирожок.

— У вас на галстуке рисунок такой, по-моему, в виде двух человечков, которые держатся за руки… Нет разве? — неуверенно закончила она свой вопрос.

Слуцкий боязливо взглянул на свой галстук и неопределенно хмыкнул.

— Катерина, наденьте очки.

Она махнула рукой.

— Да ну их!

— Это не человечки, а подковы. На счастье… Как бы…

Иван Антонович проснулся ни свет ни заря, но чувствовал себя на удивление бодрым и отдохнувшим. Очень хорошо. Именно таким он и должен быть сегодня вечером. Ему предстояла встреча совершенно непредсказуемая — ни по содержанию, ни по результату, но отказываться от разговора с Залесским по этой причине он не намерен.

Жаль, если Зоин шеф окажется самовлюбленным хлыщом — с такими Слуцкому никогда не удавалось найти общего языка. А ему очень хотелось бы поговорить с ним о Зое. Слуцкий не мог четко сформулировать, что именно ему хотелось бы узнать, но его чертовски интересовала дочка Катерины с Дашиным лицом. Вчера от него не укрылось, какой возмущённый взгляд Даша бросила на мать, когда та упомянула о звонке с Зоиной работы. Снова между дамами какая-то нестыковка — Даша уже не первый раз осаживает мать подобной строгостью. Что-то здесь они не договаривают! Но об этом ему уж точно не расскажет ни одна из них.