Путь розы. Внутри цветочного бизнеса. Как выводят и продают цветы, которые не сумела создать природа - Эми Стюарт

Я остановилась в шокирующе чистом и современном отеле «Марриотт», расположенном на самом краю туристического района. Лобби отеля было отделано мрамором. Имелся бассейн с подогревом, где мы с мужем плавали каждый вечер после захода солнца (на экваторе солнце встает в шесть утра и заходит в шесть вечера независимо от времени года). В небольшом безликом отельном бистро мы ели пиццу и местную версию «locro de papa» – национального эквадорского супа из картошки и сыра, иногда с добавлением большого куска авокадо, плавающего в центре тарелки.

Я старалась не оставаться в отеле, предпочитая спускающийся вниз, но комфортабельный туристический райончик неподалеку, где располагались дешевые интернет-кафе, неожиданно хорошие забегаловки с индийской и китайской кухней, множество баров, несколько небольших аптек и книжных магазинов. Именно там я наконец обнаружила настоящую «florería» – крохотный магазинчик, в который одновременно могли зайти от силы три или четыре человека. Здесь продавались настоящие эквадорские розы прямо от поставщика, а в небольшой холодильной витрине стояли топорные, сделанные без воображения цветочные композиции из роз и гвоздик.

Было неясно, кто покупает эти цветы. Я редко встречала других постояльцев «Марриотта» настолько далеко от отеля, а обитателями этого района были в основном небогатые студенты-путешественники. Но я все равно зашла внутрь и выбрала несколько роз, персиковых, с зеленоватыми кончиками лепестков. Розы были далеко не первой свежести, почти потерявшие товарный вид, но мне было все равно. Я собиралась отнести их в отель и поставить в вазу со льдом, а еще мне был нужен предлог, чтобы поговорить с владельцем.

Я заплатила пять долларов за цветы. В благодарность за покупку владелец, который был совсем не прочь поболтать, хотя и попросил не называть его имя, облокотился о прилавок и проговорил со мной добрый час. За все это время в магазин никто больше не заглянул. Мой испанский оставлял желать лучшего, а хозяин, как большинство эквадорцев, почти не говорил по-английски, но мы как-то понимали друг друга. Это был широколицый мужчина лет пятидесяти, с редеющими волосами, тяжелыми веками и глубоко посаженными глазами, которые внимательно следили за мной поверх очков.

То, что он рассказал, я слышала и до поездки в Эквадор. В этой небольшой стране выращивание цветов стало основной сферой деятельности, постепенно поднявшись до третьей по значимости индустрии после нефтяного и бананового бизнесов. По словам хозяина, цветочные плантации штампуют предметы роскоши, абсолютно не нужные местному населению – в отличие от бобов или молочного скота, которые могли бы потребляться в стране. При этом цветочный бизнес использует такие важные ресурсы, как вода и плодородная земля. Таким образом, не только те, кто трудится в цветочной индустрии, становятся менее самодостаточными: обрабатывая розовые плантации, а не свои поля, самодостаточность теряет вся страна. Когда Соединенные Штаты хотят пересмотреть условия торговых соглашений с Эквадором, они используют цветы в качестве рычага давления. «Штаты говорят нам: вы не можете облагать таможенными пошлинами наши молоко и кукурузу. А если будете, то мы введем пошлины на ваши цветы, – рассказывал флорист, переходя на ломаный английский, чтобы убедиться, что я его точно пойму. – Как это называется, когда я хватаю кого-нибудь из твоей семьи и не возвращаю, пока не заплатишь?»

«Киднеппинг? – предположила я. – Взятие заложников?»

«Точно, – ответил он, – взятие заложников. Наши цветы у них в заложниках. Поэтому мы берем ваши молоко и кукурузу. А что насчет наших собственных фермеров? Теперь они не производят молоко и кукурузу. И в плане продуктов мы зависим от США».

Отношения Штатов и Эквадора уже давно весьма нервные. В 2001 году Эквадор отказался от своей валюты – быстро девальвирующегося сукре, и теперь вся торговля идет в долларах. Тысячные банкноты сукре все еще можно купить в магазинах как сувенир, за несколько центов. Это ставит финансовую ситуацию в стране в неприятную зависимость от политики США. Если доллар падает по отношению к евро, эквадорцы вынуждены больше платить за машины или оборудование для теплиц, которые они закупают в европейских странах. Сделав доллар своей валютой, они связали себя, к счастью или сожалению, с финансовым будущим США.

Накануне ночью в своем номере я смотрела дебаты кандидатов в президенты США перед выборами 2004 года, посвященные внешней политике. Флористу, с которым я разговорилась, было удивительно, что никто вообще ни разу не упомянул Латинскую Америку. Когда я сказала ему, что большинство американцев понятия не имеют, что Эквадор использует доллар в качестве валюты, и тем более не подозревают, что розы, которые они покупают в супермаркетах, выращены в этой стране, он просто затряс от изумления головой. Мне хватило совсем немного времени, проведенного в Эквадоре, чтобы Штаты начали казаться большим неуклюжим слоном, не обращающим внимания на крохотных птичек вроде Эквадора, которые, наоборот, не сводят с него глаз.

Мой собеседник считал, что развитие цветоводства – не самый лучший путь в светлое будущее для родной страны и сограждан. По его словам, работа в цветочной индустрии – это тяжелый, низкооплачиваемый труд, сопряженный с постоянным риском взаимодействия с токсичными веществами. «Думаете, рабочим начинают платить больше, если дела идут на лад? – поинтересовался он. – Как бы не так. Вся прибыль достается владельцам». Я слушала его, кивая; все было именно так, как я думала. Цветочные плантации загрязняют реки и эксплуатируют рабочих. У эквадорской розы, прекрасного цветка, такая ужасная история. Этот припев я слышала в Штатах до отъезда и не ожидала услышать здесь ничего нового.

Однако за все мое пребывание в Эквадоре именно с этой версией происходящего я столкнулась всего лишь раз. В конце концов, я приехала на торговую выставку, где цветочная индустрия предлагала только лучшее. Но даже отбросив мнение представителей индустрии, я была удивлена тому, сколько людей – водители такси, ремесленники, плетущие на продажу коврики для туристов, официанты в кафе и даже сами работники ферм – не считали цветоводство абсолютным злом. Возможно, этот путь был непростым выбором из небольшого числа сомнительных вариантов, доступных стране с экономическими трудностями, поэтому большинство не торопилось язвить по этому поводу.

Давайте попробуем на минуту отвлечься и вспомнить, как цветочная индустрия перебралась в Латинскую Америку. Цветоводы Соединенных Штатов многого достигли в промежуток между Второй мировой войной и 1960-ми годами. Они придумали, как наладить быструю перевозку цветов по стране, что позволило перенести цветочные фермы в более подходящий климат. После войны теплицы перестали отапливать углем и начали топить нефтью или природным газом. США переживали экономический подъем, и почти все цветы выращивались местными цветоводами. Мы были нацией, которая носила букеты на корсажах, осыпала парады дождем из гвоздик и заказывала к званым обедам тематические цветочные украшения.

Затем некая группа бизнесменов обратила свое внимание на Колумбию, осознав, что в этой стране идеальный климат для выращивания цветов, дешевая рабочая сила и почти полное отсутствие экологического законодательства. Одним из этих бизнесменов был Томас Келлер, получивший степень МБА[47] в Гарварде и имевший опыт работы с экспортом в Кении. В Колумбию он приехал, тоже интересуясь экспортом, но без представления о том, что же лучше экспортировать. Здесь он встретил калифорнийского цветовода, который небезосновательно боялся, что грядущий рост цен на землю и коммунальные услуги в Калифорнии снизит прибыль от разведения цветов. Эти двое, найдя еще двоих партнеров, основали компанию под названием «Floramerica». Одним из партнеров был Дэвид Чивер, который в университете изучал места, наиболее подходящие для цветоводства. Колумбия оказалась идеальной точкой: она расположена достаточно высоко над уровнем моря, близка к экватору и обладает стабильными погодными условиями. «Floramerica» была основана в 1969 году, и уже спустя полгода партнеры загружали самолеты цветами, отправляя их в Штаты. За следующие двадцать лет компания разрослась настолько, что продажи достигли пятидесяти миллионов долларов в год. Постепенно все больше компаний, многие из которых принадлежали колумбийцам, стали выращивать цветы для рынков США. В 1998 году «Floramerica» была выкуплена «Dole Food Company». С тех пор ее деятельность еще больше расширилась – в настоящее время компания владеет пятью с половиной тысячами гектаров цветочных ферм в Колумбии и Эквадоре, выращивает восемьсот разновидностей цветов, а продажи достигли ста шестидесяти восьми миллионов долларов. Недавно, на праздновании тридцатого юбилея «Asocolflores» – Ассоциации колумбийских цветоводов, Чивер, наряду с другими руководителями отрасли, был признан кем-то вроде отца-основателя местного цветоводства. «Floramerica» была пионером, компанией, которая практически изобрела цветочную индустрию в этой многострадальной стране.