Рождество каждый день - Милли Джонсон

– …а он ответил: «Я не такой человек, Мэри. Он и так все знает без моих слов».

По выражению лица Джека, когда эти слова дошли до него, стало понятно, что на самом деле он ничего не знал. Он выглядел потрясенным до глубины души, и у Мэри возникло непреодолимое желание протянуть руку и прикоснуться к нему, надеясь каким-то образом передать ту любовь, которую Редж испытывал к своему сыну и свидетелем которой она была. Но она не осмелилась, а вместо этого рассказала ему то, что сказал ее собственный отец о ее устройстве в «Баттерли», когда она говорила с ним об этом.

– Некоторым люди, особенно того поколения, было трудно разговаривать о своих чувствах, будто это слабость. У меня такое чувство, что старый Билл Баттерли не был хорошим любящим отцом, и, возможно, твой отец так и не научился у него выражать свои чувства. Возможно, он хотел, чтобы ты понял его без слов. Возможно, именно поэтому он рассказал мне, потому что он не мог говорить о своих чувствах напрямую, потому что это было слишком трудно…

Слова Мэри оборвались, потому что Джек выглядел поникшим, а ведь она надеялась произвести на него совсем не такой эффект. Она впала в мгновенную панику, рассердилась на себя, ожидая, что он скажет «Да, спасибо, Мэри» в той же пренебрежительной манере, в которой он ответил, когда она предложила делать веганские булочки. Затем, едва слышно, он произнес:

– Хотел бы я знать.

– Я пыталась… – Она остановила себя и вылила воду из таза, беззвучно проклиная себя за то, что ввязалась в разговор, в который не хотела ввязываться.

– Пыталась что?

– Ничего.

– Это не ничего.

– Тогда ладно: я уже пыталась с тобой поговорить однажды, но ты меня отшил.

Джек выглядел ошеломленным и напуганным.

– Когда? Когда я это сделал?

– Когда ты вернулся на работу после смерти отца. Я знала, через что ты проходил, знала, что ты не мог подготовиться к такому удару, и однажды я остановила тебя в коридоре, собираясь рассказать, что твой отец сказал мне о тебе. Я думала, что это может помочь тебе. Но ты сказал: «Что бы это ни было, это подождет, Мэри».

– Разве? Я так сказал?

– Именно так.

– Но… зачем?

Это отсутствие самосознания вызвало у Мэри раздражение, которое подстегнуло ее сказать:

– Потому что я просто Мэри, которая хранит твою корреспонденцию и делает тебе кофе. Не тот человек, на которого стоит обращать внимание.

Вот так она выпустила наружу то, что сидело внутри нее годами.

Слова, казалось, на мгновение повисли в воздухе длинным хвостом эха. Джек никогда в жизни не краснел, но он почувствовал, как жар поднимается по его щекам, и когда он заговорил, его голос зазвучал необычайно тихо.

– Мне очень жаль, что я так поступил, Мэри. Я не помню этого, но если я и правда так сказал, то, пожалуйста, прими мои запоздалые извинения.

– Не беспокойся, все в порядке.

Мэри приняла его признание, вытерла руки и подумала, что она не осмелилась бы высказать все это Джеку, если бы боялась попасть впросак. Это был первый шаг к тому, чтобы отпустить его. Осознание этого факта принесло волну облегчения и грусти одновременно.

– Что ж, это очень приятно, а? – сказал Люк Бридж, пока они сидели друг напротив друга за столом и клеили бумажную цепочку. – И мы намного вежливее друг с другом, чем за все последние годы.

– Не забудь, что нам нужно подписать и обменяться документами, прежде чем мы выйдем отсюда, – ответила Бридж. – Было бы слишком иронично просидеть вместе несколько дней, а потом забыть обо всем.

– Обещаю, что не забуду, если ты не забудешь, – сказал Люк и лизнул полоску бумаги. – О, этот отвратительный вкус клея.

Бридж издала ворчливый звук согласия и постаралась не думать о том, как она делала бумажную цепь с Люком в последний раз. Но вкус клея подтолкнул и его к воспоминаниям.

– Дежавю, – вздохнул он. – Мне вдруг показалось, что мы вот так делали цепочки раньше. Хотя мы не могли. Мы не похожи на людей, которые делают бумажные цепочки, не так ли?

– Нет, это дежавю, – сказала она.

Он забыл об этом. Забыл тот день, когда цепочка, которую они собирали весь день, превратилась в сплющенную, непригодную для использования, смятую кучу бумаги. Почему же она не забыла? Почему память была наполовину флуоресцентной, наполовину неоновой? Она с нетерпением ждала появления современных технологий, когда можно будет пойти в клинику и лазером вырезать воспоминания.

– Ты можешь вспомнить то первое Рождество, которое мы встретили в квартире?

– Не очень, – сказала она, скривив губы, как недовольный ребенок.

Люк усмехнулся.

– Нет, можешь. Нет ничего плохого в том, что у тебя есть воспоминания. Мы были женаты, мы не можем вычеркнуть это из истории друг друга.

– К сожалению.

– Даже если ты однажды сказала, что я был причиной, по которой бог дал тебе средний палец.

Она не могла не рассмеяться.

– Между нами было достаточно неприязни, мы можем разойтись друг с другом вежливо, – произнес Люк.

– Тебя нет и никогда не будет в списке адресатов для моих рождественских открыток, – ответила Бридж.

Она так долго враждовала с Люком, что не могла придумать верного выхода из этой ситуации. Словно Гензель и Гретель, они шаг за шагом углублялись в темный лес взаимной неприязни, теряясь в нем, задаваясь вопросом, как они могли забрести в такое недоброе место. Они продолжали ссориться, уже не помня, из-за чего.

– Мы были молодыми, глупыми и очень влюбленными, – мягко сказал Люк.

– Глупость – главное слово.

– Я никогда не встречал никого похожего на тебя, Бридж. И до сих пор не встретил, – продолжал Люк.

Бридж перестала сдерживаться.

– Давай, скажи это! «Слава богу»!

– Я вовсе не собирался этого говорить. Ты – невероятная женщина. Я видел, как высоко взошла твоя звезда, и был очень рад за тебя. Ладно, признаю, что иногда я был рад, потому что намеревался забрать половину твоего бизнеса, и, прежде чем ты откроешь рот, готов поспорить, что ты втайне радовалась, что дела у «Мальчика-саженца» идут хорошо, по той же самой причине.

«Скажи что-нибудь приятное в ответ, Бридж», – подсказал внутренний голос.

– Я тоже рада, что у тебя все хорошо. Я была неправа, когда высмеяла единственную хорошую идею, которая пришла тебе в голову за все то время, что я тебя знаю.

Он рассмеялся над ее колючим комплиментом.

– Я не уверен, что без имени у меня была бы и половина успеха. Ты помнишь день, когда ты его придумала?