Икар из Пичугино тож - Юрий Викторович Хилимов

центре внимания, и при этом абсолютно был не важен масштаб аудитории. А все потому, что она знала, что нравится окружающим. Озорные глаза-угольки девочки блестели всякий раз, когда выпадала возможность проявить себя. Милое живое личико с забавной улыбкой — как оно может не привлечь взгляд? Чернявая, с длинными волнистыми волосами на роспуск — ни дать ни взять маленькая цыганочка. «Это все со стороны снохи такая порода идет», — словно оправдываясь, говорила Вера Афанасьевна.

Что касается детей из «Зеленой листвы», то все они любили театр, потому что были приучены слушать истории.

Лиза занималась в школьном театре. Она относилась к этому очень серьезно, мечтая стать актрисой, и, по словам педагога, у нее были отличные задатки. Она свободно чувствовала себя на сцене, была убедительна в своих ролях и почти никогда не переигрывала. Лиза не была вертлявой и ветреной, как Аллочка. Очень цепкая, амбициозная, обладающая талантом добиваться своего, она с легкостью могла терпеть и, если нужно, затаиться, чтобы достичь цели. Она неплохо контролировала собственные эмоции, поэтому почти всегда выигрывала в настольных играх не только у братьев, но и у всех ребят с Шестнадцатой улицы. Марину и Елену Федоровну временами расстраивало, что их дочери и внучке чуть-чуть не хватает мягкости. Скажем, Алеша мог просто так, беспричинно подойти и обнять мать или бабушку, а Лиза не могла. Она была доброй девочкой и искренне любила всех своих домашних, заботилась о братьях, помогала взрослым, но подойти и просто прижаться не могла. Будто что-то мешало девочке это сделать, а может, вовсе ей все это было не нужно, и близким оставалось только принимать все как есть. Так вышло, что и Гера, и Алеша были более открыты в выражении чувств. Им не нужно было собираться с духом, чтобы сказать кому-то из близких «я тебя люблю» или попросить прощения за проступок.

Гере удавалось все легко. И спорт, и математика, и история с литературой, и общение со множеством друзей — у него хорошо получалось везде. Он превращался в красивого, хорошо сложенного юношу. За что бы он ни брался, всюду был в числе лучших и примером для сверстников. Единственной проблемой Германа было то, что он сам никак не мог разобраться, что все-таки ему нравится больше, чем бы он хотел заниматься серьезно. А уже так хотелось считать, что он знает, чему хочет посвятить свою жизнь, но — никак, и окончание школы совсем близко. Больше всего было тревожно Сергею Ивановичу. Да, он видел достижения старшего внука, однако еще он видел, что тот по-настоящему ничем не увлечен, не захвачен, а в своих успехах поверхностен. Это могло обернуться чем-то очень нехорошим. Сколько он знал их — таких судеб, когда поначалу все замечательно, а затем фиаско. Сергей Иванович пытался как-то повлиять на Геру. Не один раз он пробовал заводить с ним разговор на предмет выбора возможного хобби, подсовывал ему различные книги и фильмы, но тщетно. Гера не то чтобы не слушал его, напротив, он внимательно воспринимал все, что говорил дед, и даже пробовал чем-то увлечься, но все это длилось недолго. Дело в том, что между ними не было такой связи, какая наметилась у Сергея Ивановича с Алешей. Все было хорошо — тепло и уважительно, но не более. Только в отношении к Алеше Сергей Иванович понимал, что их общение не ограничивается словами, что между ними всегда остается место непроговоренному и неозвученному, такой игре, правила которой обеими сторонами улавливались лишь интуитивно. Повинуясь ее логике, дед и внук бросали друг другу вызовы в виде вопросов и поступков, соединявшихся в бесконечную цепочку. В соответствии с этим подача должна была быть принята и отбита. В ней не содержалась едкость или желание низвергнуть напарника — только интерес и любознательность. Победой здесь служило продолжение диалога: главное — не заставить замолчать, а побудить отвечать, то есть продолжать саму игру. В этих партиях возраст и опыт не только не давали никаких преимуществ, но в основном мешали, поэтому партию часто вел юный Алексей.

Алеша рос очень своеобразным мальчиком. Когда он был еще совсем маленьким, Марина не могла нарадоваться: «Посади его на стул и дай ему книжку с картинками — так он будет рассматривать ее так долго, что я успею переделать все дела! Это, наверное, мне награда после непоседливого Геры и упрямой Лизы». И правда, Алеше нужно было совсем немного, чтобы мысленно унестись в далекие дали; что-то отдельное его могло так сильно впечатлить, что этого хватало на создание целых миров и головокружительных сюжетов, с которыми можно было засыпать очень много ночей. Алеше нравились странные вещи, а если точнее, странные с точки зрения большинства его сверстников — «мнит из себя слишком взрослого», «задается». Однако, несмотря на свою необычность, ему удавалось не оказаться белой вороной. Даже тем из одноклассников, кому он не нравился, почему-то не хватало смелости придираться и нападать. С ним не хотели связываться не потому, что пренебрегали, а потому, что уважали. То, как он мог посмотреть и что он мог сказать в ответ, обезоруживало своей открытостью и какой-то совершенной беззлобностью. В отличие от Геры, Алеша не был отличником. А все потому, что часто имел свой взгляд на вещи, который неумолимо расценивался учителями как ошибочный.

Почитать Овидия? Это, конечно, сложно. Но почему бы и не почитать, тем более про Икара?

Они мало репетировали. Первый раз — когда Митя раздал им тексты и прочитал мини-лекцию про Античность, которая на самом деле затянулась не на один час. Затем через пару дней они должны были прочесть с выражением свои отрывки, и третий раз, то есть вчера, — наизусть. Все попытки оказались неважными, особенно последняя. Митя объяснял это сложностью материала и летом. Мол, кто в эти жаркие деньки захочет думать о серьезных вещах? Он сразу озвучил свои опасения Сергею Ивановичу, но тот убедил его в выборе автора, подчеркнув его образовательную составляющую. Что поделать, если учеба — нелегкое дело? В итоге режиссер решил, что это будет читка. Необходимость учить текст наизусть отпадала, компромисс оказался блестящим.

Митя решил, что дети будут выступать в белых тогах, на площадке перед вагончиком в свете прожектора. Там как раз был такой небольшой деревянный подиум круглой формы, очень удобный для сольных выступлений и монологов. А позади него было отличное место для хора, без которого древнегреческий театр невозможно себе представить. По замыслу режиссера, каждый актер по очереди должен выходить из полумрака на подиум и читать