Проигрыш - дело техники - Сантьяго Гамбоа

— Он думает, что это сделал чей-то муж, которому я наставил рога.

Несколько минут оба молча изучали улики, доставленные Силанпой.

— На первый взгляд, — произнес Пьедраита, рассматривая песок, — очень похож на тот, что сыпался из задницы толстяка с Сисги. Но мне нужно время, чтобы убедиться окончательно.

Силанпа вышел на Тринадцатую карреру, остановил такси и поехал к Кике. Город, в котором он жил с рождения, вдруг превратился в недруга. Опасность подстерегала за каждым углом. Выбравшись из такси в баррио Кеннеди, Силанпа совсем расклеился. Зрелище здешней нищеты он еще мог бы выдержать, но от зловония, источаемого помойными кучами, стенами со следами мочевых струй, его чуть не стошнило. Закурив, он поднялся по лестнице, страшась, что Кики не окажется дома. Он жаждал ее близости. Подойдя к двери, стукнул два раза.

Тишина.

Силанпа опять постучал и, не дождавшись ответа, открыл замок лезвием швейцарского ножа. В доме царила темень. Он сделал два неуверенных шага, почувствовал сильный удар по голове, услышал, словно издалека, вопль:

— Получи, скотина! — и рухнул на пол, как тряпичная кукла.

Ему стало холодно — откуда-то тянуло холодным сквозняком. Силанпа медленно открыл глаза и узнал комнату Кики: фотографии, приколотые булавками к стене, рекламные афиши «Униройяль»… Под веками запрыгали чертики. Он поднял руку и нащупал полиэтиленовый пакет со льдом, от которого онемело лицо.

— Папочка, наконец-то вы очнулись! — раздался голос Кики.

— Что случилось?

— Я испугалась и треснула вас по голове сковородой. Могли бы сказать, что это вы! Ничего себе, у вас такая шишка, что больше похожа на гору! Причем зеленого цвета.

— Уже поздно?

— Три часа утра.

Силанпа вдруг с острой тоской подумал, что вступил в черную полосу жизни и земля уходит у него из-под ног. Чей-то голос шепнул ему на ухо: «Моника»!

— Ром есть?

— Ну конечно, папочка! Хотите выпить, чтоб не так болело?

— Да, чтоб не так…

Кика налила ему копу и села возле кровати.

— Вам грустно, да? Погодите, сейчас я вас развеселю!

Открыв дверцу шкафа, она достала коробку с кассетами, выбрала одну и сунула в магнитофон. При первых аккордах Кика встала перед кроватью, вытянувшись в струнку, подбоченилась одной рукой и запела:

— Плачьте очи мои-и-и-и горемычны-ы-ые, полюбила я, молодка, ране-е-ехонько!.. — Вместо микрофона она держала пластмассовую баночку из-под талька «мексана».

— Кто это поет? — спросил Силанпа.

— Не узнаете? Вот она! — Кика показала на афишу, и Силанпа заметил, что глаза у нее блестели. — Чавела Варгас!

Кика прокрутила пленку и затянула следующую песню, потом еще две. Когда кассета кончилась, она налила себе ром и снова подсела к Силанпе.

— Я очень люблю эту певицу, — промолвила Кика. — Она мой кумир. И вообще я работаю в «Лолите» только для того, чтобы скопить немного денег, а потом целиком посвятить себя музыке. Однажды мне сказали, что у меня хороший голос.

— Правильно сказали.

— Правда?

— Да.

— А вы все равно грустный. Хотите, еще спою? Все песни про любовь.

— Хочу. Только самую красивую?

Остаток ночи Силанпа провел, глядя на спящую Кику и думая, что для своих лет она непомерно много знает о жизни и при этом слишком беззащитна. Тоска все усиливалась. Что делать? Даже присутствие Кики не помогло — тепло ее близости и утешительных слов натолкнулись на непробиваемую стену его страха.

Но постепенно гнетущая печаль растворилась в ощущениях боли и усталости, и Силанпа уснул. Прежде чем сомкнулись веки, он успел подумать, что в такую ночь трудно найти в себе силы и желание продолжать расследование. Он старался вообще не вспоминать о Монике, о счастье, которое много раз испытывал благодаря ей. Ему просто необходимо забыть ее, оставить в прошлом эту часть своей жизни.

На следующий день он позвонил Эступиньяну из телефона-автомата.

— Со всем моим уважением, хефе… зная, что вам некуда податься… я просто подумал, почему бы вам не пожить пока у меня дома?

— Спасибо, эта проблема уже решена, Эмир. Единственное, в чем я нуждаюсь сейчас, это чистая одежда.

Впервые в жизни Силанпе было некуда пойти в Боготе. Он прогулялся до Авенида-де-лас-Америкас и сел в автобус в сторону центра города. Куда теперь? Чтобы поразмыслить, он сел за столик в кафешке на Хименес и, увидев в витрине свое отражение, понял, что совершенно изменился. В груди защемило. Силанпа нащупал в кармане монетку, подошел к телефону, набрал номер Моники и… на том конце провода никто не ответил.

Он добрел до Каракас и сел в автобус до Чии.

Перед дверями санатория он спросил себя, а стоит ли заходить. Но раз уж приехал, шагнул внутрь. Гусман, судя по всему, с нетерпением ждал его. Силанпа рассказал о том, как лишился автомобиля. Гусман слушал внимательно, делая пометки, а потом сказал:

— Есть соображения. Я тут даже начертил кое-что.

Он показал Силанпе ворох бумаг. Тот увидел в центре верхнего листа крест и линии, ведущие ко множеству написанных по краям имен.

— Совершенно очевидно, Виктор, что события развиваются вокруг территории на берегу озера. Кого в Колумбии интересует земля? Строительные фирмы, городских застройщиков и им подобных, не знаю. Строительство в наш век переживает настоящий бум, это факт. А в районе Сисги, поблизости от Боготы строить сам бог велел.

— Натуристам эта земля нужна, чтобы обнажаться на свежем воздухе и гулять босиком по зеленой травке. — Силанпа искоса взглянул на Гусмана и увидел, что у того дрожит подбородок. — Да, но мне не кажется, что это оправдывает подобное зверство.

— А вы попытайтесь закинуть удочку в другой бочаг, Виктор! Предположим, толстяка насадили на кол не натуристы. Что, если его появление на занимаемой ими территории имеет целью устрашить как раз их самих?

— Да, но… кто тогда? Кому могло прийти в голову запугивать людей таким изуверским способом?

— Пока еще рано искать ответ на этот вопрос. Поймите, тот, кто насадил толстяка на кол, позаботился, чтобы не оставить никаких следов. Так далеко вам свой крючок не забросить, надо подплыть на лодке с противоположного края.

— Я все понимаю, Фернандо, только не могу сообразить, где тут какие края и концы.

— Толстяк — это всего лишь труп. Жуткое пугало, предназначенное для чьих-то глаз.

— Ясно одно — земля принадлежит Тифлису, а пользуются ею натуристы.

— А Тифлис тоже в их компании?

— Не знаю.

— Уточните! О Тифлисе надо знать все, включая его намерения распорядиться землей, поскольку именно он и есть собственник. Важно понять, кому выгодно запугать натуристов или Тифлиса. В этом вся суть! Здесь говорится, что он владеет гостиницей «Эсмеральда» в Боготе — поезжайте туда и наблюдайте за ним.