Из Тьмы (Арка 5) - Добродел

произнесла моя собеседница. — Тут, на северной границе, и впрямь творятся страшные дела. И даже не из-за войны, — покачав головой, грустно заключила она, после чего поспешила заесть эмоциональную горечь вкусняшкой. — Не зря, когда я хотела арендовать летучий корабль и полететь в одиночку, Сюра меня остановил.

Вот тут и произошла упомянутая ошибка. Потому что я не смогла подавить свою неприязнь к отродью Онеста и мои «нападки» вызвали эффект отрицания, распространившийся и на всё ранее сказанное.

— Сюра, — неприязненно дёрнув щекой, почти процедила я. — Как ты вообще связалась с этим отморозком? Он же привыкший к вседозволенности психопат! Мой тебе совет: держись от него подальше. Иначе тебе угрожает опасность даже большая, чем на фронте.

— Куроме, не начинай ещё и ты! — вспыхнула раздражением девушка. — Вы бы видели друг друга! Говорите одно и то же! Даже почти одинаковыми словами! Ты бы ещё, как он, запереть меня попробовала, чтобы ради встречи убегать пришлось!

Пожимаю плечами:

— Верить мне или нет — это твой выбор. Да, Сюра мне неприятен, он напал на Акиру и чуть не прибил Люца. Но предупреждаю я тебя не поэтому. Есть объективные причины.

Наверное, я переборщила с холодком в словах и эмоциях, да и вообще не следовало продолжать данную тему. Стоило разогнать разум, всё обдумать и успокоиться. Но все мы крепки задним умом. И способность чувствовать чужие эмоции, влиять на них, разгонять разум и контролировать собственные чувства далеко не всегда спасает от таких вот афронтов.

Особенно в мирной обстановке, когда кажется, что поддерживать постоянную концентрацию и готовность к неприятным сюрпризам как бы и не нужно.

— Будто в его предупреждениях их нет, — пробурчала Эрис. — Сюра… он не самый хороший человек, — нехотя признала девушка. — Но он исправляется! — тут же воскликнула она. — И он извинился за тот случай. Ну… не перед тобой и Акирой, передо мной, — будто услышав моё возражение, согласилась Эрис. — Но я теперь извиняюсь за него. Он на самом деле не хотел ничего плохого, просто его занесло по привычке. Мы с ним подружились, он открылся и рассказал, почему он такой. Это из-за смерти матери и вечной занятости отца, который забросил сына… почти как у нас в семье. И Сюра в самом деле старается стать лучше! А ты сама тоже не такая безупречная! — теперь укололи уже меня. — Можешь быть доброй и дружелюбной, но всегда себе на уме. И даже когда кажется, что говоришь правду, на самом деле показываешь только часть и позволяешь обмануться! И твоя кровожадность… я не думала, что ты и в самом деле такая жестокая! Ты ведь, когда мы познакомились, пощадила тех пьяных идиотов.

— Я, кажется, приводила резоны для своей жестокости, — отвечаю контрастно спокойным тоном.

— Да, приводила! — резко кивает блондинка. — Но все твои резоны стоят на том, что убить всегда проще и легче! Так нельзя!

Мысленно вздыхаю.

— Я пыталась договариваться, — отбиваю с хмурым спокойствием. — Но лишь поплатилась за это. Причём даже не сама, отыгрались на Джоне.

— А потом ты устроила массовые казни с трупами до горизонта! — подскочив со своего места и встав передо мной, обвинительно нависла блондинка. — Та, кого я назвала настоящей героиней, не должна так поступать!

— В реальной жизни герои долго не живут. А то, что я сделала — рационально и эффективно. Когда противостоишь толпе, чтобы не воевать со всеми и заставить склониться большую часть, её нужно напугать и разбить на составляющие. Показательные расправы над меньшей частью лидеров и самых замаранных, с последующим донесением подробностей до всех имеющих уши — отлично подходит. Просто демонстрация силы, жестокости и неизбежности наказания для тех, кто не желает сотрудничать. С каждым днём готовых оказывать сопротивление становилось меньше, а удравших или приползших вымаливать прощение, в том числе путём сдачи былых «друзей» и готовности присоединится к охоте на них — больше, — усмехаюсь. — Это в привычной среде местные жабы являлись опасными противниками, а когда на их правила плюнули, показали, что за ошибки теперь станут убивать не пешек, а их самих, то уродцы быстро дрогнули и прогнулись под сильного. С начавшим под шумок погромы трущобным отребьем, бандитами и сочувствующими сепаратистами и то дольше провозиться пришлось.

— Вот и я о том же! Ты… ты и в самом деле страшный человек, Куроме!

— Не для всех, — качаю головой. — Только, так сказать, на работе. Ты ведь теперь знаешь — кто я и где я служу. Одна из карающих дланей разведки, или, если смотреть глубже, Империи — просто обязана быть жестокой и пугающей. В этом и есть замысел. И я не понимаю — что ты хочешь до меня донести своими претензиями? Или просто желаешь поругаться из-за того, что не соответствую твоим ожиданиям? Поверь: сколько бы «злодеяний» я ни совершила — если нам удастся защитить провинцию, все они будут оправданы. То, что ты видела — малая капля в том море крови, которое прольют северяне, если воспользуются сумятицей и смогут прорваться. Не говоря уже о глобальных последствиях для нашей страны, и так стоящей на грани смуты. На этом фоне твои увещевания выглядят странно и неприглядно. Как призыв «пожалеть» больного и не давать ему горькое лекарство, которое поможет выжить.

У меня был не самый лёгкий день, неделя и, в общем-то, месяц, поэтому удержать ровный эмоциональный фон не получилось. Да и не хотелось его удерживать. Потому как уже понесло. Я хорошо отношусь к Эрис и, в общем, понимаю её резоны, но у меня на плечах и так висит тяжёлый груз ответственности и проблем. Ещё и непонятные постэффекты от схватки с демоническим отражением, с последующим частичным поглощением поверженной псевдо-Куроме. Про пробуждение метки Бездны и её чудесное изгнание и вовсе не говорю. А тут мне толком жизни не нюхавшая девчонка морали читает.

Будто я сама не знаю, что действую жестоко и кроваво, многим вижусь монстром и вообще могу мутировать в экзистенциальное зло! Причём совершенно буквально!

Но что делать, если всегда нужно выбирать из нескольких зол, надеясь, что выбранное окажется меньшим? Если бы кто-то показал мне лучший путь или честно, без подвоха и слишком расходящегося с делом корыстного интереса, попытался помочь — клянусь Великой Печенькой, я бы этого человека расцеловала! Но нет: даже та, кого я