Предательница. Как я посадила брата за решетку, чтобы спасти семью - Астрид Холледер

— Я не в этом смысле. Что дальше?

— Они хотят встретиться еще раз. Понятно, что они надеются узнать от меня что-то, что смогут использовать. Но я в этом деле, только если и ты тоже. Если нет, то нет смысла.

— Я понимаю. Я очень хочу, Ас. Но дети…

— Они же и так в опасности. Ладно, я сейчас ничего не соображаю, мне нужно немного прийти в себя.

— Заходи, приляжешь у меня.

— Нет, поеду домой, вдруг он объявится. Если меня не окажется дома, начнет меня разыскивать. Лучше уж я буду на месте.

— Ладно. Люблю тебя.

— И я тебя, сестренка.

Я села в машину, доехала до дома и легла в постель.

* * *

Ночью в дверь позвонили. Это был Вим. Значит, мне нужно было спускаться вниз, к нему, потому что дома мы не разговаривали. О нет, только не это, подумала я. Он здесь, потому что уже знает? Ну конечно! Я была в полной уверенности, что ему все известно.

— Поторапливайся! — рыкнул он.

Опять ему не терпится. Всю жизнь так.

— Я мигом, — крикнула я.

Я чувствовала себя застигнутой врасплох, неуверенной, боялась, что он узнал. А если пока не узнал, то я боялась, что выдам себя своим поведением. Но знала, что обязана вести себя как ни в чем не бывало, чтобы не возбудить его подозрений. Не время для слабости.

Перед выходом я взглянула на себя в зеркало, проверяя, можно ли определить по выражению лица, что я наделала. Нужно контролировать себя, иначе Вим точно поймет, что что-то происходит, и станет доискиваться причин моего странного поведения. Он знал меня наизусть. Ладно, последний штрих, морда кирпичом и вперед!

— Привет, братишка! — сказала я самым естественным тоном.

Мы направились в сторону улицы Дойрлостраат. Решив, что мы отошли на безопасное расстояние, Вим заговорил.

— Есть новости? — спросил он.

Новости? С этого начинались практически все наши беседы: он всегда интересовался информацией о себе или о других, которой можно воспользоваться. Его сила — в информации о подельниках, Департаменте юстиции и жертвах. Он обязан знать все — в первую очередь о своих врагах.

Я привыкла к этому вопросу, Вим задавал его всегда. Но в этот раз он прозвучал для меня несколько иначе. Он будто спрашивал — а не хочешь ли ты признаться мне, что говорила с легавыми?

В следующую секунду я почувствовала, как кровь в моих жилах застыла. У меня закружилась голова, мне показалось, что я падаю в обморок. Я заставляла себя думать: это истерика, истерика от осознания содеянного. Но он ни о чем не знает. Он не может знать. Давай, Ас, соберись.

— Да нет, новостей нет, — ответила я как можно спокойнее. — У тебя все тихо?

— Ну. Но все жестко, как обычно, ты же знаешь.

Он рассказал, что провел весь вечер с бывшим врагом, а это значит, что он снова в доверии и опасаться этого врага уже не нужно.

Судя по всему, Вим по-прежнему доверял мне. Слава богу, он ничего не знал. Раз он делится со мной подробностями своей жизни, значит, относится ко мне хорошо. Мы немного поговорили о его ситуации и распрощались — ему нужно было куда-то еще.

По возвращении домой меня захлестнуло чувство вины. Я предавала собственного брата. Брата, который верит мне и ничего не знает. Не представляет, что вместе со мной движется к своему краху. В зеркале я увидела слезы на своем лице.

— Ненавижу тебя! — крикнула я отражению. — Ты такая же дрянь, как он!

Больше никогда не стану встречаться с ОУР, потому что не знаю, что хуже: ненавидеть его за то, что он сделал, или ненавидеть себя за то, что сдаю его Департаменту юстиции.

Я почувствовала, как вздуваются вены на висках. Как это часто бывало, когда тело не могло больше справляться с разумом, у меня началась страшная мигрень, положившая конец мыслям.

До утра.

Утром все началось сначала.

* * *

Звонок в дверь. Снова Вим.

— Асси, поиграть выйдешь? — крикнул он.

О боже, теперь он старается шутить в своей манере, что происходит? Он никогда не шутит. Он все знает. Наверняка знает.

— Тсс! — прошипела я. — Подумай о соседях. Семь утра!

У меня не было времени нормально одеться, поэтому я нацепила то, в чем была накануне, и спустилась вниз. Не хотелось заставлять его ждать, и было интересно, что это он так веселится.

Вчерашняя встреча была кошмарной идеей. Я очень жалела об этом. Теперь мне придется жить в постоянном страхе, что Вим узнает. Почему, ради всего святого, я решила, что им нужно знать, каков он на самом деле? Что мне с этого? Можно подумать, эти люди нам помогут. Устроила им спектакль, слегка развлекла их нашими горестями.

Мне было ужасно стыдно за то, что я сделала.

— Тебе нужно заехать к Соне, — сказал он.

— Хорошо, — кивнула я.

— Скажешь ей приехать к одиннадцати утра в торговый центр Гелдерландплейн. Она мне там понадобится ненадолго.

— Ладно, все сделаю, — сказала я. И подумала: слава богу, я ему все еще нужна, он ничего не знает.

— Сейчас мне нужно отъехать из города. Займись этим. Ей обязательно нужно там быть. И не звони.

— О’кей, без проблем.

Я села в машину и поехала к Соне. Вошла сама и позвала ее кличкой, которую ей дал Кор из-за занятий кикбоксингом:

— Боксер, ты где?

— Еще не вставала, — ответила она.

Я пошла к ней.

— Тебе надо кое-что сделать для него.

— Нет, — ответила она. — Я для него больше ничего не делаю. Ничего путного из этого не выходит. Я рада, что от всего этого избавилась.

— Сама ему скажешь об этом, Боксер? Потому что я не стану. Давай, звони ему.

Я кинула свой мобильник ей на кровать. Было 7.30, у меня только что был приступ адской мигрени, а Боксер решила повыпендриваться, хотя она прекрасно знала, что не может ему отказать.

Если она не приедет в Гелдерландплейн к 11, начнется ад кромешный. Она нарушит правила, и Вим заподозрит неладное. А поскольку я сказала ему, что все сделаю, его гнев затронет и меня, что в данный момент совершенно ни к чему.

— Боксер, я только вчера разговаривала с легавыми, и сейчас совсем не время строить из себя крутую. Давай не будем отклоняться от обычного порядка. Мы уже и так наделали дел, с меня хватит. Поэтому поступай, пожалуйста, как обычно.

Соня заметила, что я на грани.

— Ладно, поеду. Расскажи про вчерашнее, как прошло?

— Ну страху натерпелась. Он появлялся у меня дважды. Я боюсь, что он узнал.

— Да ну, дурочка, откуда?