Музыканты и мстители. Собрание корейской традиционной литературы (XII-XIX вв.) - Коллектив авторов

А если он все же умер, сама дойду до Чханчжу, что на северо-западных границах, и там успокою его несчастную душу, а затем у могил предков совершу церемонию кормления умерших, чтобы его душа избежала участи скитаться и страдать от голода в пустыне[141].

Так я до конца выполню свой долг. Недаром говорят, что птица с юга и гнездо вьет на юге, а лошадь с севера ржет, глядя на север. День моей смерти тоже близится, и чем дальше, тем больше я думаю о родине. В горниле войны я потеряла всех: и свекра, и мою одинокую мать, и ребенка. Не знаю, живы они или нет. Но некоторое время тому назад я слышала от японского торговца, что корейцев, захваченных японцами в плен, нынче одного за другим отправляют назад. Если это правда, среди возвратившихся людей разве не могут быть и члены нашей семьи?

А если все же твой отец и дед оба погибли на чужбине насильственной смертью, кто будет ухаживать за их могилами? Ко всему прочему, наверное, не все родственники погибли в смуте войны. Если удастся встретить хоть кого-то из родных, разве это не будет счастьем?

Пойди одолжи судно и приготовь провизию. Отсюда морем до Кореи две-три тысячи верст. Если поможет Небо и задует попутный ветер, до ее берегов можно дойти всего за десять дней. Я уже составила план!

Монсон, плача, стал уговаривать:

– Мама, зачем вы так говорите? Конечно, было бы здорово, если бы удалось добраться до Кореи! Но как вы собираетесь пересечь море, пройдя путь в десять тысяч верст на парусном судне? Вас подстерегают ветер и волны, акулы и крокодилы, а также другие опасности, которые нельзя предусмотреть. Корабли пиратов и береговой охраны повсюду и будут препятствовать нашему пути. Если нас, сына с матерью, ждет судьба корма для рыб, какая от этого польза для умершего отца? Хоть я и несмышлен, не могу не произнести слова неповиновения, чтобы не подвергнуться такой опасности.

Хунтао некоторое время молча находилась рядом, а затем сказала Монсону:

– Не перечь матери! Все ее планы тщательно продуманы, и сейчас не время выяснять, какие трудности извне могут помешать. Даже если живешь на ровном месте, разве это поможет избежать наводнений, пожаров или грабежа разбойников?

И еще Огъён добавила, сказав:

– Говорят, путь по морю таит много трудностей, но у меня большой опыт. Живя в Японии, я считала корабль родным домом. Когда наступала весна, мы торговали вдоль побережья китайских провинций Фуцзянь и Гуандун, а осенью – у государства Рюкю, что к югу от Японии. Я привыкла ходить по морю, преодолевая ураганные ветры и жестокие волны, определяя приливы и отливы по ночным звездам. Поэтому я в состоянии справиться с трудностями, исходящими от ветра и волн, одолеть всевозможные опасности мореплавания. А если возникнут сложности, которые, к несчастью, нельзя предусмотреть, почему бы не найтись способу их преодоления?

Огъён сразу принялась шить костюмы народов двух стран – Кореи и Японии, каждый день обучала сына и невестку корейскому и японскому языку. А еще обратилась к Монсону с такими словами:

– Плавание по морю зависит только от паруса и весел, поэтому их обязательно нужно сделать крепкими. И еще есть нечто, без чего не обойтись. Это компас. Выбрав счастливый день, мы отплывем на корабле, поэтому постарайся, чтобы все, что я задумала, беспрекословно выполнялось.

После разговора с матерью Монсон безмолвно вышел с озабоченным выражением на лице и, возлагая вину на Хунтао, сказал:

– Мама не заботится о своей жизни, решила «умереть десять тысяч раз» и отправиться в путь, пренебрегая опасностью. Но разве от этого погибший отец оживет и вернется назад? Почему ты поддерживаешь дело, которое определенно толкает мать к погибели? Почему у тебя нет здравого смысла?

Хунтао ответила:

– Наша уважаемая мама выстроила грандиозный план, используя все свои знания и умения, поэтому спорить бесполезно. Если сейчас отговорить ее от дела, от которого почти невозможно отговорить, потом придется сожалеть. Так что лучше покорно следовать ее замыслам.

Разве можно выразить словами все, что накопилось у меня в душе? Через пару месяцев после моего рождения отец погиб на полях войны. Его кости разбросаны в далекой чужой стране, а душа бродит, запутавшись в полевых сорняках. А я, считающая себя его ребенком, хожу по белу свету, не стесняясь, с гордо поднятой головой – разве это по-человечески?

В последнее время, слыша слова о том, что мы отправляемся в путь, я вспоминаю разговоры об уцелевших из разбитой армии Китая, которым удалось спастись и которые бродят по Корее. Поэтому, как дочь, я не могу не желать того, чтобы случилось чудо. Если вашими, мой супруг, усилиями, достигнув Кореи, удастся вернуться на поле сражения и там хоть немного утешить душу моего отца, пусть даже я умру в тот же день, сожалеть не буду.

Сказав так, она разрыдалась, и слезы полились из ее глаз.

Поняв, что ему не переубедить ни мать, ни жену, Монсон собрал вещи и в первый день второй луны года под циклическим знаком кёнсин[142] отправился вместе

с ними в плавание.

Огъён сказала Монсону:

– Корея находится к юго-востоку, поэтому нужно дождаться, когда подует северо-западный ветер. Бери в руки весла, садись и хорошо слушай мою команду.

Огъён прикрепила к флагштоку птичьи перья, а на носу корабля установила компас. Затем она внимательно проверила все, что имелось внутри корабля, и оказалось, что не забыли ни одной нужной вещи.

Через некоторое время рыбы заиграли в воде, а птичьи перья, прикрепленные к флагштоку, стали указывать на юго-восток. Поэтому, как только трое общими усилиями подняли парус, судно пошло, рассекая море, как летящая стрела. Они не останавливались ни днем, ни ночью. Подобно молнии, ударяющей по волнам, подобно грому, бьющему в море, в мгновение ока проплыли Дэнчжоу и Лайчжоу, а через некоторое время снова миновали Цинчжу и Цичжу[143]. Острова в бескрайнем море появлялись на горизонте, проходили мимо; обернешься – их уже не видно.

Однажды им встретился китайский минский пограничный корабль. Охрана спросила:

– Откуда идет это судно и куда направляется?

Огъён ответила на китайском языке:

– Мы люди из Ханчжоу. Направляемся в Шаньдун торговать чаем.

Пограничное судно пошло дальше.

На другой день приблизилось японское судно и остановило корабль. Огъён быстро переоделась в японские одежды и показалась перед японцами. Один японец спросил:

– Откуда идете?

Огъён ответила на японском языке:

– Мы вышли в море, чтобы ловить рыбу, но попали в шторм, дрейфовали и, в конце концов,