Маленькая рыбка. История моей жизни  - Лиза Бреннан-Джобс

– Я буду гамбургер, – сказала она чересчур громко. Мне захотелось зажать ей рот, чтобы защитить ее и защитить себя. Фокус был в том, как я поняла позже, чтобы сузить площадь для его удара, и тогда он ударит кого-нибудь другого. Если не я, то кто-нибудь всегда попадал ему под руку.

Принесли еду. Я надеялась, что Сара не почувствует искрившееся в воздухе напряжение и не заметит, что отец до сих пор не сказал ей ни слова и с омерзением глянул в ее тарелку. Она говорила слишком громко для полупустого ресторана, и эхо отражалось от каменного пола и стен – из стекла и стеклянных блоков. Я не знала, как попросить ее говорить тише.

Через какое-то время после того, как мы начали есть, его лицо исказилось, на нем застыло неприязненное выражение.

– Что с тобой не так? – спросил он Сару.

– Что? – переспросила она. Она как раз пережевывала кусок мяса.

– Нет, – сказал он. – Серьезно.

Поначалу казалось, будто он действительно ждет ответа. Что с ней не так? Почему она не замечает социальных сигналов? Почему у нее такой высокий, режущий слух голос, вечно требующий внимания, словно плач младенца?

Его собственный голос зазвучал пронзительно.

– Ты не можешь даже говорить нормально, – заявил он. – Нормально есть. Ты ешь дерьмо.

Она посмотрела на него: я видела, что она пытается сдержать слезы.

– Ты когда-нибудь задумывалась, какой у тебя ужасный голос? – продолжал он. – Пожалуйста, перестань говорить таким ужасным голосом.

Я не могла поверить, что все это действительно происходит.

– Стив, прекрати сейчас же, – сказала мама.

Я видела его глазами Сары, или по крайней мере мне казалось, что вижу: если таково это – иметь отца, то, возможно, это не так уж и здорово.

– Мне неприятно быть здесь рядом с тобой, – сказал он. – Не хочу и секунды лишней провести в твоем обществе. Соберись. Возьми себя в руки.

Он говорил так громко, что его было слышно за другими столами. Сара сгорбилась на стуле, уставилась в тарелку и заплакала.

– Стив, – сказала мама. – Перестань.

– Тебе стоит подумать, что с тобой не так, и постараться это исправить, – сказал отец. Потом он поднялся и пошел по направлению к уборной.

Мы склонились над Сарой с обеих сторон, чтобы скрыть от посторонних взглядов. Я чувствовала присутствие людей за столиками рядом, знала, что они могли слышать. Что они подумали? Каково это – наблюдать за насилием со стороны, не иметь к нему отношения? Сара рыдала, размазывая слезы, вытирая нос рукавом, и повторяла, что с ней все в порядке. Я была меньше ее, ниже, тоньше. Но она тоже была маленькой.

– Он просто жестокий человек, – сказала я ей на парковке по дороге к машине. – К тебе это не имеет никакого отношения.

Последнюю фразу я слышала от мамы, когда он обижал меня.

– Знаю, – ответила Сара. Я не понимала, действительно ли она знает или говорит так, чтобы я перестала ее успокаивать. Но она посмотрела на меня и повторила:

– Знаю.

♦

У девушки отца, Тины, были длинные и очень светлые волосы – цвета кончика пламени, где оно горячее всего. Те же волосы, тот же человек – я поняла это потом, – что я видела в постели отца той ночью, когда подумала, что его похитил и убил кровожадный незнакомец.

Не помню, как я познакомилась с Тиной, но, возможно, это было на кухне вудсайдского дома отца в тот день, когда мы с мамой пришли к нему на обед. Люди, заправлявшие в доме кровати и нарезавшие салаты, приготовили пасту из цельнозерновой муки – машинка для ее изготовления все еще была закреплена на столешнице, на подносе лежали длинные, обсыпанные мукой ленты.

Отец и несколько гостей катали по кухонному столу игрушку. Это был маленький пластмассовый робот, покрытый серебристой краской, в красном шлеме. Внизу – там, где смыкались его цельнолитые стопы, – было колесико, и когда он катился, из темной круглой дырки в его грудной полости, где могло бы быть сердце, вырывались искры. Мне тоже хотелось поиграть.

Тина заметила, как я смотрю на робота, и окликнула их:

– Почему бы вам не дать Лизе попробовать?

Она филировала густую челку. У нее было доброе лицо и мягкий низкий голос.

Отец продолжал катать робота, качая пальцем перед искрами. Но потом он вручил его мне и сказал церемонно:

– Подарок. Забирай.

Отец познакомился с Тиной несколько лет назад, когда она работала в благотворительном фонде Apple, а он все еще жил в доме в Монте-Серено, откуда мы с мамой забрали диван. Она была разработчиком программного обеспечения, интровертом и душевным человеком. Она не гордилась своей красотой, не лелеяла ее, не выставляла напоказ с помощью кокетства, макияжа, модной одежды – как будто не желала ее или относилась к ней с равнодушием. Поэтому я долго, даже годы спустя, не замечала, какая она красивая. Она была просто Тиной.

Тину всегда окружали хорошие люди, ее семья и друзья, ученые и художники, и они стали проявлять интерес к нам с мамой. Поэтому в те годы, что они с отцом встречались, я чувствовала дополнительный слой защиты вокруг мамы, отца и меня.

Много лет спустя она рассказала мне, что в начале их отношений отец настойчиво убеждал ее, что я не его ребенок. Увидев меня, она сразу поняла, что это не так. Но когда она заговорила об этом, он отказался это обсуждать.

Отец пригласил меня поехать с ними в отпуск на Гавайи. Мне было почти десять, я училась в четвертом классе. Мы с мамой никогда не ездили в отпуск, поэтому я не знала, чего ожидать. Когда самолет приземлился и остановился на перроне, небо было ослепительно-белым, здания аэропорта с широкими коричневыми крышами не соединялись с самолетом коридорами, а стояли в отдалении, от влажности размывалась грань между воздухом и кожей. Человек в рубашке-поло надел каждому на шею гирлянду из сладко пахнущих цветов с ярко-розовыми лепестками и желтой серединкой и повел к белому фургону. Поначалу дорога тянулась через многие километры обугленной черной земли, и я боялась, что он везет нас туда, где все вокруг будет похоже на поверхность Луны, которая только ему кажется красивой. Но наконец мы свернули к океану и островку зелени.

Трава в том курортном местечке была коротко пострижена и оттого напоминала ворс ковра. Ее пятнали тени от пальм с длинными, тонкими, будто лески, стволами. За завтраком коричневые птички размером с мой кулак чирикали на высоких стропилах и слетались на едва освободившиеся столики – к хаосу салфеток, сиропа и недоеденных тостов. Они скакали между тарелок и дрались из-за крошек, а когда подходил официант убрать со стола, они синхронно взмывали на высоту крыши и принимались ждать, когда окончит трапезу следующий постоялец. Возле бассейна я видела, как мелко подрагивая и кудахча, распустил хвост павлин. Он немного постоял на месте, а потом побрел прочь медленным, методичным шагом, покачивая на ходу нарядным полукруглым плюмажем.