📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгИсторическая прозаМаленькая рыбка. История моей жизни  - Лиза Бреннан-Джобс

Маленькая рыбка. История моей жизни  - Лиза Бреннан-Джобс

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 30 31 32 33 34 35 36 37 38 ... 93
Перейти на страницу:

– Думаешь, он когда-нибудь сюда заходил? – спросила Аллегра.

– Скорее всего, нет, – ответила я.

Мы стали перебирать вещи – казалось, будто их оставили люди, жившие в доме прежде. Высоко на полке я нашла несколько журналов Playboy.

– Смотри.

Мы стали листать их, сидя на полу. Возможно, слухи о том, что отец появлялся на страницах Playboy, не соответствовали истине – но перевернув страницу, я увидела его лицо. Черно-белую фотографию размером с почтовую марку над каким-то текстом. В белой рубашке с галстуком-бабочкой он выглядел невинным. Он был полностью одет.

– Я так и знала! – воскликнула я. – Я об этом слышала.

Я испытала огромное облегчение оттого, что он был неголым, его выражение лица было непошлым. Мне захотелось, чтобы Аллегра тоже обратила на это внимание.

Я чувствовала, как мне повезло с отцом. Мы перевернули страницу. На следующем развороте распласталась обнаженная женщина – брюнетка с пышными волосами, красной губной помадой и томным взглядом.

Во время одной из наших прогулок на роликах в том году мы с отцом остановились у низкого здания, прячущегося среди деревьев, недалеко от центра города. У нас обоих были слегка ободраны коленки после очередного падения.

– Я знаю людей, которые здесь работают, – сказал отец. – Это дизайнерская компания.

Мы не стали снимать ролики: внутри были ковры, поэтому мы могли ходить почти нормально.

Мы прошли по коридору в комнату с большим столом, освещенным люминесцентными лампами. Весь он был завален бумагами, целым ворохом.

– Знаешь, что такое серифы? – спросил отец.

– Нет, – ответила я. Мне нужен был какой-нибудь контекст – мне хотелось произвести на него впечатление. Может быть, отец тоже хотел произвести впечатление на меня, научив чему-то? Он ткнул в страницу с черными буквами.

– Смотри, – сказал он.

– На «С»?

– Нет, – ответил он. Показал на «Т», на правый кончик верхней перекладины, где та загибалась книзу.

– Видишь штрихи на концах буквы? – спросил он. – Такая короткая линия на конце длинной – это сериф, или засечка. Некоторые думают, что с ними легче читать.

Его голос звучал серьезно. Я сделала вывод, что засечки – это очень важно.

– Смотри, вот здесь, – сказал он, показывая на другие буквы. – И здесь, и здесь, и здесь.

Серифы стали видимыми, отделились от букв. Шляпки и хвостики, загогулины, какие иногда остаются на конце слова, когда не отрываешь ручку от бумаги. Они были всегда, но теперь я знала их название. Ступни – это засечки на ногах, представляла я впоследствии. Пальцы – засечки на ступнях.

Из всех явлений мира отец захотел показать мне это.

Он стал указывать на другие шрифты. В разных шрифтах и серифы были разными: короче, длиннее, толще, тоньше. Они напоминали мне новые веточки по весне, отростки, которые потом могут вырасти в буквы.

– Bauer Bodoni, – стал перечислять отец. – Times New Roman, Garamond.

Потом он показал на шрифт с тупыми концами и спросил, как тот называется.

– Без… засечек?

– От латинского слова, которое значит «без», – сказал он. Он замолк и подождал. Он что, думал, я знаю латынь?

Sans, – наконец сказал он.

– Они называются Sans? – спросила я.

Sans serif, то есть без засечек. Как вот этот, – он указал на другую «С», только это уже была «С». Буквы без засечек теперь казались голыми.

Маме нравились простые изящные буквы. Ей нравилось, когда они тонкие, отцу – когда толстые. Будучи взрослой, я работала в научной лаборатории, банке, программе обучения за рубежом, ресторане, косметической компании, дизайнерском бюро. В каждом месте были свои коды и опознавательные знаки, красота и значимость описывались разным языком. Я не могла быть полноправным членом всех групп одновременно, приходилось выбирать.

– Так ты уже с кем-нибудь целовалась? – спросил отец, когда мы катились домой. Он имел в виду с языком.

– Нет. Фу! Когда ты в первый раз поцеловался?

– Примерно в твоем возрасте, – ответил он.

– С кем?

– Ее звали Дирдре Лупалетти.

Как лупа, спагетти, конфетти. Слишком идеально.

– У нее были каштановые волосы вот досюда, – сказал он, показывая рукой на свою поясницу. – Мы целовались в подвале ее дома. Вообще-то это она меня поцеловала.

Мне хотелось, чтобы его история была моей и чтобы у меня была его уверенность. История с подобным именем. Я уже отставала – если он целовался в моем возрасте, мне нужно было сделать то же самое.

* * *

К нам в гости приехала моя двоюродная сестра Сара. Она была дочерью маминой старшей сестры Кэти и единственным родственником моего возраста. Когда я родилась, мы несколько месяцев жили с ней и ее родителями в Идилвилде, штат Калифорния.

Теперь Сара была высокой, но все время сутулилась; ее резкий голос иногда звучал слишком громко и пронзительно для закрытых помещений. Она была единственным циничным ребенком из всех, кого я знала, будто она успела устать от жизни. Было в ней и еще что-то, быть может, живой ум или ирония – несмотря на порывистые движения и слишком резкий голос, несмотря на то, что она, казалось, не осознавала происходившего рядом с ней. Было некое зрелое восприятие, означавшее, что она одновременно и ребенок, и смотрит со стороны.

Я несколько месяцев с нетерпением ждала ее приезда. Сара никогда не видела моего отца, и сегодня мы должны были все вместе ужинать в «Браво Фоно» в торговом центре на территории Стэнфордского университета. Мы с ней вместе играли детьми в те времена, когда ни у одной из нас не было отца. Теперь у меня был отец, и мне хотелось, чтобы она узнала, каково это.

Он выбрал ресторан. И опоздал. Он всегда опаздывал. Когда он вошел, я сразу поняла, что он не в радужном настроении: возможно, работа в тот день не задалась. Весь его вид указывал на это. Он не хотел здесь находиться. Его угрюмое присутствие черной копотью повисло в воздухе.

Мама заказала салат из латука, я – лингуине с креветками. При нем мы всегда с осторожностью выбирали блюда: он не одобрял мяса. При этом ограничения в его рационе были связаны не с заботой о животных, а с эстетическими воззрениями и представлением о телесной чистоте. Позже я поняла, отчего он смотрит на людей с особым презрением: в его глазах глупо выглядел тот, кто совершенно не осознавал своей невежественности в тот момент, когда пытался насадить на вилку кусок мертвечины.

Грань между жестокостью и любезностью – между тем, что вызывало или не вызывало его гнева, – была тонкой. Я знала, что ему не слишком понравятся мои креветки, но знала также, что они сгодятся. Но мы забыли предупредить Сару.

1 ... 30 31 32 33 34 35 36 37 38 ... 93
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?