Всемирный экспресс. Поезд ночных теней - Анка Штурм

Они молчали, казалось, целую вечность. Флинн прислушивалась к стуку колёс, бряканью столовых приборов, смеху остальных павлинов – и чувствовала, как она от всего этого далека.

– Какой же я идиот, – наконец сказал Касим так тихо, что его слова почти потонули в гуле других голосов. – Мне не нужны никакие другие друзья. Конечно нет! Мне просто хотелось… быть таким же популярным и фартовым, как северные еноты, – пробормотал он. – Тебе же нравится Оливер Штубс, правда, Пегс?

– Никогда не была высокого мнения о людях, которые пьют холодный чай носом, – заявила Пегс вызывающим тоном, но не так оскорблённо, как до этого. – Может быть, вы таких уважаете? – с вызовом спросила она.

Касим вяло улыбнулся. Его отражение в оконном стекле выглядело задумчивым.

– Нужно что-то съесть, – решила Флинн, вернувшись к завтраку. – Атаку обаяния на пустой желудок не выигрывают.

Глаза Касима вспыхнули.

– Ради Йонте, – пообещал он, подняв свой бокал с водой. – Только ради Йонте!

Флинн чокнулась с ним.

– Ради Йонте, – повторила она, ощущая в душе тепло и облегчение. Они втроём могли спорить или взаимно обижать друг друга, но, если бы их дружба оказалась под угрозой, Флинн бы не вынесла. Она чувствовала, что вместе с Пегс и Касимом справится с любой задачей – даже с этой дурацкой неделей состязаний.

И всё же через пятнадцать минут после завтрака, забирая из купе портфель, Флинн не чувствовала себя ни уверенной в победе, ни готовой к борьбе. Сегодня на занятии ей придётся предстать перед Бертом Вильмау, а ложь про тень по-прежнему мучила её.

«Мне очень жаль, но там не было никакой тени», – заявила она. Почти три дня прошло с тех пор, как она увидела что-то тёмное в ночном коридоре, но силуэт по-прежнему ясно стоял у неё перед глазами.

«Кроме того, – думала Флинн, проходя через комнату отдыха павлинов, – эта атака обаяния ничего мне не даёт. Единственный классный человек, с кем я хотела бы быть обаятельной, стоит сейчас в будке паровоза и бросает лопатой уголь в прожорливую пасть этого поезда. И встречается с другой девушкой. И постоянно ссорится со мной. И вообще, плевать ему на моё обаяние!»

Она удручённо осознала: о том, чтобы когда-нибудь поговорить с северными енотами, можно забыть.

Однако когда Флинн зашла в вагон, где проходили уроки поведения, её ждал сюрприз: рядом с учительским столом стоял Фёдор. Он с мрачным видом смотрел в окно, за которым поднимались мглистые очертания пригородов Москвы.

Флинн застыла посередине вагона, с удивлением глядя на него. Обычно покрытое копотью, лицо Фёдора было светлым и чистым, словно он сегодня ещё не работал на складе. Флинн прежде никогда не видела на нём свежевыстиранной рубашки и коричневых брюк, которые он надел вместо комбинезона. В этой одежде он выглядел таким же старомодным и милым, как все эти потрёпанные движущиеся наглядные пособия в кабинете.

Флинн зажмурилась. Фёдор показался ей каким-то мифическим существом, возникшим из старых пергаментных рукописей, тёмных полок и танцевальных па на небесно-голубом потолке. Так вот, значит, каким был бы Фёдор, будь он павлином, зачарованно думала она, садясь на своё место. Пегс уже сидела рядом с ней, энергично царапая что-то в своём альбоме для зарисовок. Она всё ещё выглядела немного расстроенной.

– Не забывай, – прошептал Касим с другой стороны от прохода, – будь обаятельной!

Флинн закатила глаза, но слишком волновалась, чтобы раздражаться. Она украдкой бросила взгляд на Фёдора. Он, похоже, изо всех сил старался не замечать её.

Наконец прозвучал гонг к началу занятий. Вильмау, спотыкаясь, вошёл в вагон, глядя на Фёдора как на гостя, на чьё посещение он не рассчитывал.

– Очень мило, очень мило, – пробормотал он и, заламывая руки, обратился к классу. – В последние месяцы мы занимались всякими важными базовыми вещами: поведением в обществе. Танцевальные па, общепринятые выражения, правила поведения за столом – без этих хороших, подобающих ситуации манер вам не найти союзников и не видать успеха. – Он указал на пожелтевшие наглядные пособия, трепыхающиеся в вагоне на ветру как птичьи перья. – А сейчас мы обратимся к чему-то не менее важному: к культурным особенностям поведения. Эти правила необходимо знать всем, кто путешествует по миру.

Говоря, он потирал ладони, будто страдающая нервным расстройством белка. Флинн всегда считала Вильмау чокнутым, но теперь, когда они оба видели ночную тень, его беспокойство вызывало в ней сильную неловкость.

Подтянув непрестанно двигающимися пальцами слишком короткие рукава джемпера, он объявил:

– Мы начнём с обзора самых разных ритуалов приветствия, принятых в мире. Владение ими всегда производит наилучшее впечатление.

По вагону прошёл шелест, павлины взяли блокноты и ручки, а Фёдор по-прежнему безучастно стоял рядом с учительским столом. Некоторые ученики уже начали шушукаться о причине его присутствия.

– Секунду, пожалуйста! – воскликнул Вильмау, подняв руки словно регулировщик уличного движения. Из левого рукава у него, как всегда, торчал список палочек, которыми он отмечал проступки учеников. – Сегодня мы будем учиться на практических примерах! – провозгласил он.

Обычно занятия по поведению заключались в том, что Вильмау давал пояснения к наглядным пособиям, а павлины их срисовывали. Теперь же в классе поднялся недобрый рокот. Что затевает учитель?

– К моей радости, наш дорогой кочегар проявил готовность предоставить себя в наше распоряжение в качестве живого наглядного пособия. Аплодисменты Фёдору Куликову! – призвал Вильмау, захлопав в ладоши.

По виду Фёдора можно было предположить что угодно, но только не то, что он добровольно предоставил себя в чьё-то распоряжение. Соответственно и аплодисменты получились вялыми. Гарабина вообще не хлопала, а с отвращением фыркнула за спиной у Флинн.

– Разумеется, нам нужен второй доброволец, – сказал Вильмау, умоляюще глядя на класс.

На вагон опустилось молчание. Несколько павлинов тихо откашлялись. Никто не вызвался.

Флинн виновато кусала губу. Она с радостью помогла бы Фёдору, но суровый взгляд, который он старательно отводил от неё, заставлял её колебаться. Может, он вовсе не желает помощи от Флинн. Может, ему хочется, чтобы рядом оказалась та темноволосая девушка с пучком.

– Ну вызовись уже, – пробормотала Пегс, толкнув Флинн локтем в бок.

Флинн не шелохнулась. Она слышала, как при покачивании поезда шелестит бумага. На картинках наглядных пособий вилки и ножи разделывали рыбу на филе. Синие волосы Касима потрескивали в лучах утреннего солнца. В воздухе лениво танцевали пылинки. На небесно-голубом потолке следы ног кружились так тихо, словно толстое ковровое покрытие под партами поглощало звук даже этих шагов.

Никто по-прежнему не вызвался.

Вильмау, тихо хныкнув, развернул свой многометровый список палочек. Сейчас он отыщет кого-нибудь, у кого больше всего палочек, и тот сделает положение Фёдора совсем уж ужасным. Собрав всё своё мужество, она подняла руку – как раз в ту минуту, когда Вильмау выкрикнул: