Свет грядущих дней - Джуди Баталион

для работы на ней тысячи евреев. Предприятие Росснера, изготавливавшее нацистскую форму, считалось незаменимым. Каждый работник имел желтый зондер-пропуск (особый пропуск), который освобождал его или ее и двух их родственников от депортации. Так же, как ныне всем известный Оскар Шиндлер, Росснер защищал своих еврейских рабочих и был к ним добр; в последующие военные годы он предупреждал их о депортациях и спасал, уводя прямо из вагонов.

Хайка воссоздала и возглавила местное отделение «Юного стража» вместе со своим кавалером Давидом и несколькими женщинами – среди последних были две сестры, Лия и Идзия Пейсахсон, их отец-бундовец принимал участие в русской революции. Эта группа близких друзей тайно собиралась в частных домах. Поскольку алия стала невозможна, они поставили во главу угла обучение молодежи грамоте, языкам, основам культуры, этики и истории. Несмотря на разочарование, вызванное неудачным побегом, Хайка сразу окунулась в работу, сосредоточившись на детских садах, сиротских приютах и подростках от десяти до шестнадцати лет, которые, не имея опекунов, страдали от заброшенности и нищеты. Грязные, беспризорные, эти дети тайно проносили в гетто крендели, рогалики, сласти, шнурки для обуви, корсеты и продавали все это на улицах. У Хайки не было определенного плана (за что она себя особенно корила), зато рвения было в избытке, и она начала с самых бедных детей: собирала для них одежду и обувь, мыла, кормила. Она внесла предложение в юденрат устроить дневные центры по уходу за детьми в помощь работающим родителям. «Юный страж» разработал подробную программу, но юденрат приписал заслугу себе. Невзирая на это, Хайка была счастлива, что дети теперь под присмотром. Когда-нибудь, надеялась она, эти сироты и беженцы осуществят наши идеалы.

В первую зиму оккупации «Юный страж» организовал фестиваль по случаю Пурима. Традиционно Пурим – веселый праздник, во время которого евреи одеваются в маскарадные костюмы, разыгрывают сатирические скетчи (Purim shpiels), читают праздничный свиток и крутят специальные трещотки, чтобы заглушить любое упоминание об Амане – злобном персидском царедворце, намеревавшемся истребить всех евреев в своем краю. Евреи прославляют свою спасительницу царицу Эстер, еврейку, притворявшуюся нееврейкой; пустив в ход свои незаурядные ум и хитрость, она уговорила мужа, царя Ахашвероша[302], отменить приказ Амана.

Бендзинский приют для сирот был битком набит смеющимися детьми, одетыми в лучшее платье. Хайка стояла сзади, у самого входа, переполненная восторгом, но строго, словно тюремная надзирательница, наблюдая за порядком. Ее темные глаза сияли гордостью, когда Ирка, младшая из трех сестер Пейсахсон, возглавила праздничное шествие. Дети вышагивали и громко пели. Они сами сочинили и поставили пьески об Израиле и о своей трудной жизни на улицах – чудо Пурима! Потом декорация полностью сменилась, и началось собрание 120 членов «Юного стража», на всех были серые или белые рубашки. Товарищи в унисон скандировали свой лозунг «Мы не отдадимся слепо на волю судьбы. Мы пойдем своим путем»[303]. Хайка не могла поверить, что так много народу пришло, несмотря на бушующую вокруг войну.

Бендзинский кибуц «Свободы», насчитывавший до войны шестьдесят членов, превратился теперь в общественный центр для всех движений. «Свобода» организовала хоровой кружок, курсы изучения иврита и библиотеку, а также детские программы. Сара, сестра Рени, самоотверженно трудилась на этом фронте, изливая на детей беззаветную любовь к семье, унаследованную ею от матери. Она усердно заботилась о детях и помогала управлять сиротским приютом кибуца, который назывался «Атид» – на иврите «будущее». Относительно «дырявые» границы Бендзина – в нем не было строго закрытого гетто, и связи его почтовой службы распространялись до Швейцарии и других стран – делали его центром образования и профессиональной подготовки. Фрумка, как и лидеры «Юного стража», часто приезжала сюда, проделав двухсотмильный путь из Варшавы, чтобы проводить семинары.

В свой самый плодотворный период эта подпольная деятельность объединяла две тысячи молодых евреев, многие из них работали на соседней ферме. Юденрат выделил сионистам тридцать садов, за которыми они ухаживали, и полей, которые они вспахивали и засевали, а также лошадей и коз. На фотографиях тех лет можно видеть молодых людей[304] из разных движений, в кепках и платочках – никаких желтых звезд: они собирают урожай, улыбаются, танцуют хору[305]. Сара Кукелка запечатлена[306] в кругу десятков своих товарищей, они сидят за покрытыми белоснежными скатертями длинными столами – отмечают день рождения покойного ивритского поэта Хаима Нахмана Бялика.

Молодежь устраивала памятные вечера прямо в поле, они пели о свободе, делились воспоминаниями и откровенно осуждали фашизм. «Сотни людей присоединялись к нам каждую неделю на шабат, – писала Хайка, – они искали у нас глоток свежего воздуха, лоскут зеленой травы»[307]. Ферма, где «кастрюли на стенах сверкали, как будто специально начищенные к празднику»[308], была местом их обновления, размышлений и возрождения.

К осени 1941 года деятельность бендзинского «Юного стража» была в самом разгаре, и Хайка являлась признанной «матерью этого семейства».

* * *

А потом, однажды ночью – облава[309]. Вечер накануне был ужасным. Никто не спал, в том числе и Хайка. Все ждали прихода военных, которые схватят и увезут их в трудовые лагеря с ужасными условиями жизни и повальными болезнями. Именно это и случилось той ночью. Она надеялась, что они минуют ее дом, но – увы! Они молотили в ворота, готовые разорвать коменданта на куски за то, что долго не открывает. Она надеялась, что они пропустят ее квартиру, но вот они уже внутри, обыскивают каждый уголок.

– Одевайся, – приказали Хайке. Ее мать рыдала, умоляя нацистов не забирать дочь.

– Молчи! – кричала ей Хайка. – Не смей просить их и унижаться перед ними! Я ухожу. Всего хорошего.

На улице стояла непроглядная тьма, Хайка с трудом различала колонну – только женщины. Послышался скрежет открывающихся ворот. Немцы построили их в две шеренги и препроводили в огромное здание муниципальной школы. Там уже было очень много девушек, тысячи две.

Хайка сразу же стала озираться в поисках подруг. Лия, Насия, Дора, Хеля – все были здесь. Поскольку их разместили на втором этаже, она соображала, не прыгнуть ли в окно, но, выглянув наружу, увидела, что двор оцеплен.

Утром должны были состояться сортировка и депортация. Но пока Хайка с подругами решили попробовать как-то справиться с творившимся вокруг хаосом. Гвалт стоял, как на базарной площади, и теснота такая, что девушки едва не соприкасались лицами. Море голов, рыдания, визги, истерический смех, приступы удушья от страха.

Лия Пейсахсон принялась за дело. Эта сильная, стройная коллега Хайки по «Юному стражу» всегда вставала первой, в пять утра, готовая сеять, пахать, водить трактор, – и подбадривала других: «Подъем, лодыри!» Теперь Лия побежала из комнаты в комнату.