Сталинградский гусь - Валерий Дмитриевич Поволяев

прорываться. – Джангул сжал руки в кулаки. – В противном случае мы все здесь ляжем, и кости наши кучкой сложат в общей яме, которую и могилой-то назвать будет трудно.

Двести одиннадцать человек проголосовали за то, чтобы прорываться, – несмотря ни на что, в том числе и на стрельбу из минометов и безоткаток (нашли, кого пугать и чем пугать), лишь тринадцать шоферов, у которых, похоже, с собой был продуктовый запас либо они умели питаться ржавыми гайками и запивать их отработанным автолом, – проголосовали против.

– Я пойду первым, – сказал Джангул, привычно сжал руки в кулаки, – остальные – за мной. Очень важно – держать дистанцию. Если меня подобьют – не останавливайтесь, проходите мимо.

– Но ты же погибнешь, Джангул.

– Значит, такая у меня судьба… Тут ничего не поделаешь.

Эти слова Джангул произнес без всякой рисовки, очень просто, – понимал опытный водитель, что он зависит от матушки удачи, от того, орлом она побалует его или выпадет решка, – все в ее руках.

– Тот, кто почувствует, что не проскочит, также может вернуться – ругать не будем… На этом – все! – Джангул громкими шлепками отряхнул руки, вытер ладони о комбинезон.

Горы, за которыми шел бой, были низкими, пыльными, кудрявые, свитые в жгут мучнистые столбы поднимались до самых облаков, окрашивали их подбой в мучнистый цвет, Джангул задержал в себе дыхание, прикинул возможности и свои собственные и своего грузовика, отер ладонью лицо и утопил ногой педаль газа по самую репку.

Главное, чтобы не было глубоких воронок… Впрочем, такие остаются в земле только от артиллерийских снарядов, воронки от мин обычно бывают мелкие, от безоткаток и гранат – такие же; а за три дня томительного ожидания Джангул ни разу не услышал звука артиллерийского выстрела… Не дойти до людей они не могли: бой-то, превратившийся в противостояние, идет совсем рядом.

Грузовик ревел, как танк, готов был взвиться в воздух, словно тяжелый болид, исковерканная, в выковыринах, земля нервно дергалась под колесами; едва Джангул сделал первый поворот, пластаясь между двумя каменными горбами, как по машине прошлась громкая свинцовая струя, продырявила металлический кузов.

Джангул слышал, как пули, пробив борт МАЗа, всадились в железный контейнер, загромыхали громко, но дыр наделать не смогли.

Машину подкинуло, Джангул ударился головой о потолок кабины, обтянутый простроченным винилом, наполненным поролоном, до крови прикусил себе язык – минная выковырина, попавшая под колеса, сыграла роль трамплина, и МАЗ взвился в воздух. Вместе с контейнером.

Опасный был полет, хотя и короткий. Вторая очередь лишь взбила пыль на дороге позади грузовика – пулеметчик не успел развернуть свою неуклюжую машинку.

Через минуту Джангул уже прошил ревущее, начиненное пулями пространство насквозь, влетел в каменные ворота, втягивающие в себя дорогу, свернул вправо и очутился на безопасной площадке. Загнал МАЗ на обочину, рукавом рубахи стер пот со лба.

За спиной, в пространстве, которое он только что одолел, ярилось пламя, от взрывов тряслась земля, сипло взлаивали минометы.

Джангул оглядел себя – нет ли где крови? Или дырок с обожженными краями? Нет, крови не было, и дырок не было. А вот в МАЗе дырки были.

Мимо него проскочила вторая машина, резко затормозила впереди, метрах в пятнадцати от джангуловского грузовика. Джангул выпрыгнул из кабины. Левое переднее колесо у машины, вставшей впереди, дымилось – в него попало несколько раскаленных пуль, способных спалить не только колеса, но и огромный грузовик. В остальном все было нормально (или вроде бы нормально), но все равно машину надо было осмотреть детально, кроме внешних повреждений могут быть повреждения внутренние.

Дважды Джангул обошел свой МАЗ кругом, потом остановился, горестно качая головой: количество пулевых пробоин, которые получил его грузовик, счету не поддавалось. На самом же Джангуле – ни царапины, только шишка на темени. Тросы, которые держали контейнер, не дававшие контейнеру вылететь из кузова, были целы, ни один не лопнул.

Все, кто участвовал в том прорыве, остались живы… Несмотря на то, что воздух был плотно набит свинцом, лишь два человека были ранены и все. С той поры имя Джангула знали во всех шоферских углах Афганистана, произносили его с уважением – имя это водители развезли на своих колесах по всей земле. А Афганистан – страна большая, народа в ней много, всех не перечислить.

Сам Джангул потом долго вспоминал те голодные, какие-то спертые от того, что не было не только воды и еды, но и воздуха, – воздуха тоже не было, его съедал дым стрельбы и разрывов, – три дня, проведенные под Фарахродом.

Непростая была пора.

Это сейчас машины самых разных контор, не только Афсотра вольно разъезжают по всему Афганистану, а тогда в дальнюю дорогу пускались только самые отчаянные.

Кстати, в той поездке у Джангула был с собой пистолет – купил на барахолке для подарка, – очень красивая подделка под испанскую марку, склепанная в Пакистане на чьей-то мастеровитой коленке, позже Джангул решил, что пистолет в кабине грузовика может обернуться бедой и некоторое время не возил с собой оружия… А нужна ему и его людям беда?

Совсем не нужна. Да и все эти красивые пакистанские изделия на практике гроша ломаного не стоили – стволы у них были кривые, а после двух-трех выстрелов вообще текли, делались мягкими.

Настоящая сталь для пистолетного или автоматного ствола может быть толково закалена только на заводе – солидном оружейном производстве…

* * *

К тяжелым грузовикам привыкать непросто. Круг руля иногда может вообще вывернуть руки из плечевых гнезд, машина, как норовистый, очень сильный конь способна сама перескочить через кювет и унестись в чистое поле, либо полезть на лысую с облупленными краями гору, из-под ног выскользнут педали и потом их вряд ли поймаешь ступнями, мотор готов бывает заглохнуть в самую неподходящую минуту…

Грузовики любят, чтобы их, как малых детей, уговаривали, капризничают, куксятся, обижаются, но иногда все-таки прислушиваются к водителям, – в конце концов, должны же они все-таки кому-то подчиняться.

В кузове у Игоря Гужаева стоял контейнер, который на ходу скрипел, норовил навалиться сзади на кабину, смять ее, – особенно, когда колонна увеличивала скорость или поднималась на перевал, – поэтому Игорь первым делом полез в кузов проверить тросы – чего они скрипят, иногда даже поют, потом прерывают пение нехорошими дедовским стонами, затем откашливаются и снова начинают петь и скрипеть.

Тросы были в порядке, Игорь думал, что контейнер должен был обязательно сместиться после двух ударов по колесам, но он стоял на месте, не сместился ни на сантиметр, ни на полсантиметра, о чем свидетельствовали метки, сделанные мелом по углам контейнера.

Успокоившись, отметив про себя, что сейчас хоть одна недобрая боль перестанет терзать душу, Гужаев спрыгнул вниз, довольно хлопнул кулаком по борту МАЗа, в следующий миг поймал себя на мысли, что с оружием он чувствовал бы