Сталинградский гусь - Валерий Дмитриевич Поволяев

попросили: «Поезжай, забери груз и можешь быть целую неделю свободен». Ареф даже колебаться не стал, поехал – не тот был парень, чтобы отказываться… Никогда никому не отказывал, вот такой был наш Ареф.

Джангул замолчал, снова занялся сигаретами. Где-то совсем недалеко, в стороне от стоянки гулко ударил выстрел. Две тяжелые птицы, суматошно хлопая крыльями, пронеслись над людьми и машинами.

– Из бура стреляли, – сказал Джангул, поморщился, будто ему в рот попало что-то кислое. – Серьезная винтовка. Если пуля попадет в человека, шансов выжить у него мало.

Игорь напряженно вскинул голову, Джангул, который побывал в разных переделках, тоже напрягся – раздастся второй выстрел или нет? Второй удар из бура – старой английской винтовки времен борьбы буров с Туманным Альбионом – не раздался. Значит, первый выстрел был случайным.

Ночи, когда люди находятся в состоянии походной готовности и постоянно ждут – зазвучит пальба или нет, затеется схватка либо не затеется, все утихнет, всегда бывают тревожными. В такие ночи совершается много худых дел, это закон.

Словно бы подстегнутые выстрелом шакалы, затихшие было, завыли вновь, сильнее обычного, но Джангул не обратил на них внимания.

– На обратном пути на колонну напала банда, от нее ушли, скорость у грузовиков высокая – бандитам на своих таратайках не догнать, все были целы… Все, кроме Арефа. – Джангул вздохнул, поморщился снова – наверное, чувствовал свою вину в гибели Арефа. – Пуля попала ему в затылок, били вдогонку. – Голос Джангула сделался тихим. – Свадьба не состоялась.

Над ними вновь пронеслись две крупные темные птицы – опытные были, переждали в стороне опасность и сейчас возвращались в свое гнездо. Всякая война, даже малая, переделывает животных, меняет их повадки и характер, но чаще всего просто губит, превращает в мусор, отправляет в землю… Как и людей, собственно.

Джангул затянулся сигаретой, окутался облаком дыма. Разогнал облако рукой.

– Иди в кабину, – сказал он Игорю, – поспи немного. Дежурство вашей машины – в четыре часа. – Он затянулся еще раз, сделал это жадно, быстро, также быстро разогнал дым рукой. – Перед самым рассветом. В пять часов будем стартовать.

Слово «стартовать» прозвучало из уст Джангула необычно, даже как-то странно, поскольку в языках афганских, в дари и пушту, такого слова нет. А хозарейцам это слово неведомо тем более. Народ хозарейский в Афганистане был неграмотен почти поголовно.

– Ладно. – Игорь соскользнул с рубчатой подножки кабины. – До встречи на рассвете.

Ночь прошла спокойно. Три раза недалеко от стоянки возникала стрельба – били из пистолетов и автоматов, – но была стрельба недолгой, через несколько минут все стихало, один раз полицейская машина с железным воем пронеслась мимо и больше не возникала.

Была эта ночь, по оценке Джангула, не просто спокойной, а очень спокойной, почти безмятежной.

Едва из темноты начали проступать деревья, а первые птицы подавать свой голос, колонна, ревя моторами, перегазовывая, тронулась в путь.

Минут через двадцать машины уже пылили по безлюдной, хорошо накатанной дороге, кроме них в округе на многие десятки километров никого не было – ни машин, ни людей, ни зверей, все придавила прошедшая ночь, ну а если точнее – война, она и рождала могильную обстановку, а вместе с нею и тишину, от которой мурашики бежали по коже, рождали боль.

Когда пересекали границу, афганские сорбозы предусмотрительно отбежали от караульного помещения метров на двести – боялись автоматных очередей со стороны грузового каравана, Джангул, сидя в кабине своего МАЗа, брезгливо сплюнул в окно:

– Койоты!

Гужаев тоже засек трусливых охранников, – между прочим, в царандоевской форме, – даже разглядел их лица, но ничего не сказал, лишь покачал головой: не хотел бы он оказаться в бою в одном окопе с такими солдатами, – подведут, убегут, а если попытаешься задержать, толкнут под колесо бэтээра.

Солдаты еще долго держались на почтительном расстоянии от своего поста, – до тех пор, пока колонна не завернула за грузную, бабьим подолом накрывшую землю гору, и лишь потом поплелись к караульному помещению.

Через четыре часа Джангул, шедший во главе колонны, свернул с трассы в сторону – решил сделать традиционную остановку, минут на пятнадцать – двадцать, Джангул делал ее всегда. Затормозив и поставив машину так, чтобы можно было быстро покинуть место стоянки, он выпрыгнул из кабины, сделал одно приседание, потом второе, третье, пятое, седьмое, растер пальцами затекшую поясницу.

– Всем из кабин – на зарядку! – прокричал он как можно громче.

Раньше народ здешний не слышал о такой напасти, как зарядка, не дивился приседаниям и выкручиванию хребта из собственной задницы, но с приходом русских наступили новые времена, теперь афганские драйверы делают зарядку чаще русских водителей, поскольку поверили сомнительным утверждениям, что зарядка способна продлевать двуногим землянам жизнь. Джангул снова присел, с разбойной лихостью выбросил руки в стороны; казалось, что он сейчас пустится в пляс, но нет – не пустился, снова сделал несколько приседаний, похожих на молодецкие плясовые коленца.

Игорь тем временем оглядел запыленные, оглаженные временем и ветрами макушки гор, над которыми неподвижно висели крупные точки – парили орлы, высматривая внизу добычу; поймав нить движущегося воздуха, они могли часами передвигаться по ней, раскинув крепкие крылья, почти не шевеля ими.

Пустынны были горы. Кажется, ни наших людей не было в них, ни чужих… В тугих складках высокого рельефа, похожих на расстеленную по горбушкам ткань, не было никого и ничего, даже жизни не было, но нет, что-то настораживающее все-таки таилось в окрестностях, это Игорь ощущал шкурой своей, ноздрями, кончиками пальцев, – чувствовал, жизнь в горах этих есть, очень непростая, опасная жизнь… Игорь еще раз прошелся взглядом по ткани гор и неожиданно засек тусклый блеск полированного стекла, который, может быть, даже и родиться не успел, как вынужден был пропасть.

Это был блеск дальнобойного бинокля, чьи линзы на краткий миг поймали солнечный свет и тут же отпустили его, будто бы выплюнули.

Понятно было – за колонной следили. А раз следили, то значит, в любой миг могло произойти что-нибудь непредвиденное.

Он предупредил Джангула:

– За нами следят. В горах сидит наблюдатель.

– И пусть следят, – неожиданно легкомысленно среагировал Джангул. – Не впервые. Такое случалось и раньше.

Гужаев хорошо знал, что у Джангула биография, какой ни у кого нет, – достойна бойца спецназа, – он бывал везде: и в огне, в котором горел, но не сгорел, и в воде, где должен был утонуть, но не утонул, и в медных трубах, в которых должен был затеряться, пропасть, не выскочить, но он благополучно выскочил…

Перед тем как появиться в Афсовтре, Игорь изучил обстановку в этой конторе – по тем материалам, которые имелись у армейских разведчиков. Там имя Джангула упоминалось часто, личностью он был неординарной и, что опасно для его частых поездок в Пакистан, – очень известной.

Как-то он в одиночку совершил поездку за срочным грузом, укрепил