Сталинградский гусь - Валерий Дмитриевич Поволяев

ходил на базар один, без подстраховщика, поскольку наступило время «между кроликом и удавом», когда удав, пока не съест кролика, не успокоится. Так что ухо надо было держать востро и видеть не только то, что находится впереди, но и то, что сзади.

До места погрузки колонны Игорь добрался, слава богу, без приключений. Встретил его Джангул, на киношный манер приложил два пальца к седеющей голове: салют, мол, камрад! Времени свободного у него не было ни секунды и надо отдать ему должное – со всем он справлялся блестяще, на трудности не сетовал, сиял чистыми ровными зубами, покорял людей своей улыбкой.

Хороший человек был Джангул, по лицу видно.

– Как дела? – спросил он у Игоря.

Гужаев вначале оттопырил палец на правой руке, показал Джангулу, потом растер воздух, посыпал оттопыренный палец чем-то невидимым – примерно так опытный едок солит крупную, очищенную от мундира картошку. Спросил:

– А у вас как?

Джангул сделал тот же самый жест: вскинул большой палец и посыпал его солью, потом еще посыпал, на этот раз – жгучим афганским перцем.

– До двенадцати ночи, думаю, загрузимся, до шести утра поспим и двинемся домой, – сказал Джангул.

– Считаете, успеем?

– Успеем. У нас половина товара – в контейнерах. А контейнеры грузить любо-дорого, всего несколько минут – и контейнер уже стоит у тебя в кузове. Остается только нажать на педаль газа.

Джангул, опытный человек, хорошо знал, что делает, и время свое распределял очень точно, в шоферском мире про него ходили легенды. Недаром его выбрали председателем профсоюза Афсотра, – причем выбрали без всякого нажима сверху, да и сами водители – народец, на который сверху не очень-то и надавишь… С механиками и слесарями – это без малого две тысячи человек.

Только Джангул, единственный из шоферов, который с двумя контейнерами в кузове, – это примерно двадцать четыре тонны весом, – мог уйти утром из Тургунди-Кушки в пакистанский Чаман, пройти за день семьсот километров, разгрузиться, поставить в кузов и в прицеп два новых контейнера и ранним утром следующего дня уйти обратно, домой.

Домой, чтобы вечером уже ужинать у себя в глинобитном домике на окраине Кабула, обнесенном невысоким дувалом, в кругу семьи и нянчить маленького внука… Играть с ним и петь ему старинные пуштунские и таджикские песни, тетешкать, вскидывая под самый потолок, и рассказывать сказки.

Сказок Джангул знал много.

Жить на окраине, несмотря на известность, он не боялся, нравы здесь были проще, а люди надежнее, чем те, кто жил в центре.

По ночам окраины Кабула были очень сильно, почти всклень, залиты электричеством, все в округе было видно лучше, чем днем. Электростанция в Суруби, построенная советскими рабочими еще до войны, давала энергии столько, что в ней можно было утопить весь Афганистан, никто не считал, сколько электричества потребляет тот или иной жилой дом, квартал, район и так далее, поэтому местные обитатели твердо усвоили одно правило: если лампочка ввернута в патрон и к ней подведен провод выключателя, то лампочку эту надо обязательно зажечь.

Этому правилу следовали все кабульцы неукоснительно. В том числе и Джангул.

В разведотделе добавили несколько красок к портрету Джангула. Водители здешние были приравнены к солдатам, потери были такие же и воевали они так же. А уж что «прохоры» делали с автомашинами, во что превращали их, и говорить даже не стоило – все было понятно без всяких слов. Об этом красноречиво свидетельствовал исковерканный, прошитый пулями и осколками МАЗ, который стоял во дворе в кузове другого МАЗа…

Погрузка была закончена в полночь, контейнеры закрепили тросами – поставили на скрипучие растяжки, спать решили в кабинах – оставлять груз без присмотра было нельзя, даже запечатанный в контейнеры…

Колонна отошла в сторону от погрузочной базы, разместилась двойным сомкнутым кругом, машины поставили так, чтобы ни один из бортов не остался без присмотра, после чего часть водителей погрузилась в зыбкий тревожный сон.

– На всякий случай держите наготове гаечные ключи, – предупредил шоферов Джангул, – калибром покрупнее, чтобы можно было отмахнуться, – он вытащил из кармана сердоликовые четки, перебрал их. – Ночью каждый час – смена дежурных… По одному дежурному от каждой пары машин. Аллах все видит, но Аллаху мы должны помогать, – проговорил он и засунул четки в карман. – Я буду дежурить первым.

Джангул прошел к своему МАЗу, уселся на подножку, занялся сигаретами – недорогими, пакистанскими, Игорь видел, как такие продавал на базаре лоточник в чалме, – достал одну, с хрустом размял пальцами и сунул в рот. Протянул пачку Игорю:

– Будешь?

Тот покачал головой:

– Нет. Курить я бросил в последнем классе школы.

На дым, словно бы почувствовав его в пространстве, явился Хасан – худенький, уставший, растерявший прежнюю свою веселость, какой-то сникший, таким Гужаев его еще не видел. Джангул тоже не видел, изо рта у него чуть сигарета не выпала, он перехватил ее пальцами:

– Хасан, иди спать. Времени на отдых у нас мало. Как только рассветет – будем трогаться в дорогу.

Хасан вяло махнул рукой, пожаловался с болезненным хриплым вздохом:

– Не спится чего-то.

– Фокусы сегодня не будешь показывать?

– Не буду, дядя Джангул. Что-то я… в общем, совсем не в форме.

– Иди спать, Хасан. Спать, спать, спать! Понял?

– Так точно, дядя Джангул, все понял. – Хасан развернулся и, подгребая пыль кедами, как двумя забавными механическими черпаками, пошел к своему МАЗу.

– Что-то скис он сегодня, – сказал Игорь.

– Выдохся. Ему вдвое тяжелее, чем нам… Силы не те. – Джангул погасил окурок о подошву ботинка, ловким щелчком откинул от себя на несколько метров. Снова достал четки, начал задумчиво перебирать их, одну фасолину за другой. – Обратная дорога всегда бывает труднее дороги сюда.

Он перебирал четки и словно бы вспоминал друзей своих, водителей, которых уже не было в живых. А не стало многих, скорбный список Афсовтра велик: двести двадцать убитых, двести пятьдесят раненых, сделавшихся инвалидами. Погибло более шестисот машин…

Счет велик.

– У нас был один отличный водитель, высокий красивый парень, шофер от Аллаха – не было дорог, которые он не мог бы пройти, просто не существовало таких дорог… Имя у парня было хорошее – Ареф. У него была невеста, красивая девушка, которая всегда, после всякого рейса, встречала его у ворот Афсовтра. – Джангул перебрал пальцами несколько четок, вот пальцы его заработали быстрее, пробежали сверху вниз по всей нитке, в ответ оранжевые, оглаженные до лакового блеска фасолины щелкали сухо, звук их был тревожный, Гужаев это отметил и, поежившись невольно, глянул влево, глянул вправо – проверял ночное пространство…

Вроде бы все было в порядке.

– Будущие молодожены уже подготовили свадебные наряды: невеста – белое платье до пят, жених – элегантный черный костюм и сахарно-белую накрахмаленную до хруста рубашку. А тут команда поступила – срочно вывезти груз из Хайратона. Ареф не должен был ехать, но его