Охота на крокодила - Эдуард Юрьевич Власов

– Да какая там конопля! – махнул рукой Авилов. – Чтобы на ней заработать, ее надо к вам тоннами вывозить, а у него в жбане от силы пара кило ее. И то она вся с землей и костями перемешана.

– Не знаю, какие у вас здесь порядки, господин Авилов, но у нас в Японии этот вопрос решается четко: ни грамма ввозить нельзя – ни в сыром, ни в сушеном виде.

– Ну и занимайтесь в своей Японии своими порядками! – огрызнулся он. – А здесь вам не Япония и даже не Россия, здесь Дальний Восток, и я тут хоть немножечко, да хозяин!

– Значит, на вывозе из Ванино этих, с вашего позволения, останков у Като проблем не будет?

– Мне, Минамото-сан, детишек – их двое у меня – надо не только кормить-одевать, но и в университете обучать. А молодежь наша нынче требовательная, им Москвы уже мало, им теперь Штаты подавай или Англию. Так что на вывозе у Като проблем не будет. А с ввозом вы уж там сами пыжьтесь в своей Японии.

Догореть колодцу до конца дедушки не дали: смеркалось, и надо было торопиться в обратный путь. Авилов нервничал, постоянно справлялся у своего «Ролекса» о времени и несколько раз просил Ганина повлиять на меланхоличных ветеранов, впавших в длительный молитвенный транс. В конце концов сенсейский шепот возымел свое действие, и они с помощью длинных палок растащили дымящиеся поленья, саперными лопатками дружно покидали золу в выставленные рядом Демидом (который, не дождавшись вознаграждения от Като, переключился с тем же вожделением на ганинских подопечных) урны, после чего деловито, синхронно и привычно встали в кружок, расстегнули ширинки и, как это называет опытный Ганин, «по-пионерски» затушили тлеющие дровишки.

– Во дают деды! – не удержался один из авиловских охранников, стоявший недалеко от меня. – Сперва молятся, а потом мочатся! Ничего святого у этих японцев нет!

– Святого у нас побольше вашего будет. А синтоизм – религия естественная.

Я повернулся к нему.

– Она основана на принципе простоты и легкости человеческого бытия. Поэтому философия и физиология в ней друг другу не противостоят, а напротив, взаимно дополняют друг друга. Так что с точки зрения нашего святого синтоизма ничего богохульного они не совершают.

– Ни хрена себе, ничего богохульного! – не унимался авиловский «бык». – Да если б я на поминках у нас – ну, там, на кладбище – нассал на могилу, мне бы кран в момент отвинтили!

– Это верно, – кивнул ему я.

– А у вас что, тоже нормально так костры тушить, да? Я думал, это только наша традиция.

– Конечно, нормально, – пожал я плечами. – Чем же еще тушить? Не бензином же.

Как ни пыжился Авилов, засветло вернуться в Ванино не получилось. Когда мы въехали в поселок, в окнах домов, выглядевших в сумерках менее неказистыми, чем при дневном свете, уже горели желтые огни, а воздух прямо на глазах становился все менее и менее прозрачным.

Авиловские «Сурфы», видимо, по приказу Като, на обратном пути ехали за демидовским микроавтобусом, поэтому мне пришлось выискивать удобный момент, чтобы незаметно для преследователей выбраться из «Алфарда» до того, как он подъедет к гостинице, поскольку она находилась довольно далеко от отдела. Момент я так и не выискал, ибо светофоров в Ванино раз-два и обчелся, а выскакивать из машины на полном ходу, да еще на глазах у почтенной публики, мне как-то не слишком хотелось. Голодный, переполненный горечью несбывшихся надежд Демид гнал «Алфард» по сумеречным улицам, явно рассчитывая поскорее разделаться со своей международной миссией, не желавшей расставаться с лишней десяткой, и поехать ужинать домой, где его никто не обманет и всегда предложат добавку.

Мне повезло: «Слоновая кость» оказалась на нашем маршруте раньше гостиницы. Первый «Сурф» мигнул нам на прощание стояночными огнями и со свистом влетел на ресторанную стоянку. Демид же продолжил двигаться вперед и повернул на первом перекрестке направо. На углу ближайшего дома я разглядел табличку «улица Хабаровская» и попросил Демида притормозить.

– Ты куда, Такуя? – дернулся Ганин.

– Пройдусь немного, Ганин, – укачало меня что-то на ванинских ухабах, – кисло улыбнулся я.

– Когда будешь?

– К ночи поближе.

– А поесть?

– Без меня ужинай. Тебе вон дедушек кормить, – кивнул я на притихших ветеранов, которым в отличие от меня, судя по землистого цвета лицам и еле различимым на них глазам, действительно поплохело от долгой тряски.

Отыскать отдел на темной Хабаровской улице помогла «Кофейная кофейня», которая светилась неподалеку ядовитым сиренево-лиловым неоном. На проходной меня лениво оглядела с двух сторон пара равнодушных сержантов, и в ответ на продемонстрированный мною пропуск они синхронно махнули рукой вглубь своего сонного заведения.

В приемной Ковалева сидела все та же сержант с выдающимся в обоих смыслах этого слова бюстом. Она недовольно взглянула на меня и, пропустив этикетные приветствия, поинтересовалась визгливым голосом:

– Ну где вы ходите? Виктор Васильевич уже сто раз про вас спрашивал!

– Извините, задержали на работе. Можно к нему?

Я шагнул по направлению к ковалевской двери.

– Нет его там, – ответила она. – Идите вниз, в подвал. Налево будет вход в лабораторию. Он вас там ждет.

– Спасибо.

Я повернулся и направился к лестнице, спиной почувствовав намерение сержанта покинуть свое рабочее место сразу же после того, как я переступлю порог приемной.

У зарешеченного входа в подвал, высокопарно названный ковалевской секретаршей «лабораторией», сидели на стульях три автоматчика в камуфляжной форме. При моем появлении в отличие от вахтенных они вскочили с мест, вцепились руками в свои укороченные «калашниковы» со складными прикладами, и один из них, в лейтенантских погонах, выставил вперед как заграждение правую руку.

– Куда? – гавкнул он. – Назад!

– Я Минамото, – выдавил я. – Я к господину Ковалеву.

– Виктор Васильевич занят! Мероприятие у него! Идите к нему в приемную и там ждите!

– Да, но господин Ковалев сам меня сюда на это мероприятие пригласил. Именно сюда.

– Вован, глянь в талмуде, – приказал лейтенант одному из своих подручных.

Сержант, названный Вованом, шустро полистал потрепанную регистрационную книгу.

– Тут от Ковалева на сегодня только одна запись, один человек – Мамонтов какой-то.

– Так что извините!

Лейтенант попытался отодвинуть меня своей широкой ладонью подальше от таинственной «лаборатории».

– Спросите у майора Ковалева про Минамото, – попросил я его. – Тут ошибка какая-то…

– Чего? Какая ошибка? – не сдавался цербер. – Вы вообще кто? Кореец? С Сахалина? Или китаец?

– Я японец, моя фамилия Минамото.

Лейтенант указал мне на толстую порожную балку.

– Ладно, стойте тут, дальше ни шага! Гендос, пройди к начальству, спроси Коваля про японца!

Сержант с не менее странным для моего уха именем, чем Вован, исчез за углом узкого коридора, а лейтенант, не выпуская из левой руки автомат, прижатый к поясу, правой взял у меня пропуск.

– «Минамото, Такуя»… Вы что, правда из Японии?

– Правда, – подтвердил я.

– А по-русски откуда так знаете? У нас, что ли, учились? В Москве? Во Владике?

– Нет, учился я в Японии. Но по работе у вас регулярно бываю, и в Москве, и во Владивостоке. Да и сенсей русский был у меня хороший в Японии.

– Кто был? Сей-сей?

– Сенсей. Учитель по-нашему, воспитатель, такой мудрый наставник, понимаете…

– А, товарищ майор! – донесся из глубины коридора спасительный голос Ковалева.

– Господин Ковалев! – откликнулся я.

– Чего гостя стопанули? – спросил Ковалев у строгого лейтенанта. – Я его уже три часа дожидаюсь, а вы тут допросы устраиваете! Пропуск же у него в порядке!

– Пропуск да, товарищ майор, – виновато начал лейтенант. – Но в регистрации на вас только Мамонтов сегодня.

– Какой еще Мамонтов?

– Не могу знать. От вас звоночек был, вот тут записано: «Мамонтов, Ковалев…»

– Да он, – кивнул майор в моем направлении, – не Мамонтов никакой! А Минамото! Ох, Маринка-Маринка, японца от русского отличить не может! Завтра устрою ей мамонта с динозавром!.. Ну, пойдемте скорее, товарищ майор! Вы чего так долго-то?

– Да я же все время с Като был, так что спешка особая и не требовалась.

– Ну, резину тянуть тоже не нужно, – мудро заметил майор. – Она от этого портится.

Мы прошли подземным лабиринтом и оказались в полутемном бетонном боксе, заставленном аппаратурой. Помещение сильно смахивало на подпольную студию звукозаписи. На длинном столе с аудиопультами стояли четыре монитора, за которыми сидели двое молодых мужчин в штатском с подмышечными кобурами поверх рубашек. Мое появление на них никакого эффекта не оказало, они лишь бросили через свои правые плечи едва уловимые кивки, подтверждавшие тот отрадный факт, что я, несмотря на свои галопы по России, еще не лишился своей плоти, и снова повернулись к серо-голубым экранам.

– Садитесь, товарищ майор.

Ковалев указал мне на стул перед крайним монитором и сам тоже сел.

– Наушники надевайте! Они уже