Наперстянка - Аделин Грейс

ближайшей скамейке в тени большого клена, подальше от любопытных ушей.

– Я рассказала тебе все, что знала. Я мельком увидела Перси в лесу, он направлялся в сторону сада вашей матери. Он едва посмотрел на меня, когда я поздоровалась, и…

– Каким он тебе показался? – прервала ее Блайт, пристально вглядываясь в землю, чтобы представить себе эту сцену. – Он торопился? Или шел медленно?

Темные глаза Шарлотты впились в нее с пугающей суровостью.

– Он ничем не отличался от всех, кто выбегает из Торн-Гров и говорит о привидениях. Если хочешь, чтобы я была с тобой откровенна, – он казался безумным. Он сказал, что направляется в сад, вот и все. Наш разговор был очень коротким. – Затем Шарлотта рассказала о том, как Сигна отправилась за ним, а сама она поспешила в Торн-Гров, чтобы предупредить Элайджу.

– А потом повалил дым, верно? – уточнила Блайт. – Должно быть, мы что-то упускаем! Зачем ему убегать в лес? Он не мог просто исчезнуть, особенно когда…

– Когда ты была больна? – Шарлотта не стала дожидаться, пока лицо Блайт станет совсем мрачным, а придвинулась ближе и положила руку ей на колено. – Если он действительно ушел по собственному желанию, то на это должна быть веская причина.

Эту историю Блайт слышала тысячу раз. Ее же рассказывала и Сигна. Перси был напуган и думал, что за ним кто-то охотится после того, как он был отравлен на рождественском балу. После того как Элайджа ясно дал понять, что Перси никогда не получит «Грей», у него не было причин оставаться в Торн-Гров. Он бежал ради собственной безопасности. История казалась правдоподобной со всех сторон.

За исключением одного – почему Перси никогда не пытался связаться с ними? Он ни разу не попросил денег, не сообщил о своем местонахождении и, что самое обидное, не осведомился о здоровье Блайт, чтобы, по крайней мере, знать, что она еще жива. Возможно, он боялся, что общение с кем-либо подвергнет его опасности, но… разве он не должен был хотя бы попытаться?

Возможно, Перси действительно начал жизнь под другим именем в месте, где их семья не была постоянной мишенью. Но Блайт не могла просто проигнорировать заметки Байрона и перечеркнутые карты.

Когда Шарлотта снова заговорила, ее голос звучал неуверенно и тихо.

– Если Перси переехал в другое место, они должны были его найти.

– Что значит – если? – возмутилась Блайт, не в силах выбросить это слово из головы. – Если он ушел не по своей воле, тогда что, по-твоему, произошло?

Шарлотта оглянулась через плечо, словно желая убедиться, что поблизости никого нет.

– Не мне строить догадки.

– А я хочу их услышать! Вот почему я здесь…

Блайт не договорила, потому что Шарлотта зажала ей рот рукой.

– Ты упускаешь самое важное, Блайт. То, что произошло дальше. Когда я столкнулась с твоей кузиной. Вряд ли тебе стоит задавать все эти вопросы мне – я не единственная, кто побежал на огонь в ту ночь.

Блайт отодвинулась от Шарлотты, вытирая рот.

– Думаешь, Перси исчез из-за Сигны? – Ее смех был таким резким, что заставил Шарлотту выпрямиться. – Что же, по-твоему, она могла с ним сделать? Выгнать из города? Или она настолько сильна, чтобы убить его?

Блайт была свернувшейся змеей, готовой ужалить руку, которая ее кормила. Она прекрасно понимала, что не имеет права вести себя подобным образом в доме Шарлотты, и все же не могла сдержать бушующий внутри гнев. Она привыкла, что люди отступали, когда она нападала; так она защищалась от всего, с чем не хотела сталкиваться. Поэтому, когда Шарлотта выпрямилась, приняв надменный вид, Блайт съежилась и запаниковала.

– Я знаю Сигну с детства, – начала Шарлотта. – Она была моей самой близкой подругой. Мне нравилось, что она была немного странной и проводила дни в лесу, как и я. Люди болтали о ней разное, но я никогда не слушала. Однако слухи о том, почему ее передавали из семьи в семью и почему все ее опекуны умирали, не утихают.

– Люди говорили, что она проклята, хотя я не верила в это, пока не умер ее дядя, – продолжила Шарлотта, каждое ее слово звучало тише предыдущего. – А потом за ней последовала моя собственная мать. Мы с отцом сбежали, и долгие годы я считала все это глупыми толками. Сигна не могла быть виновата в том, что мама и ее дядя заразились той смертельной болезнью. Я была рада снова увидеть ее, но с той ночи в саду я не могу не задаваться вопросом… почему она побежала к огню?

Блайт не нужно было задумываться, она прекрасно знала ответ.

– Сигна искала Перси.

– Возможно. – Шарлотта стиснула край скамьи. – Опять же, не мое это дело – строить догадки.

Блайт внезапно пожалела, что вообще пришла к Шарлотте. Потому что Сигна спасла ее жизнь. Она была рядом, когда остальные уже сдались. По-настоящему предана ей. И Блайт могла думать только об этом, поэтому махнула Уильяму и подозвала лошадей. Она молча вскочила в седло, пока Шарлотта враждебно за ней наблюдала.

– Эверетт решил приглядывать за твоей кузиной, – сказала она, когда Блайт взяла поводья. – Зачем, по-твоему, он пригласил вас всех на церемонию? Разумеется, вы не поверили, что дело в его былой привязанности к ней.

Блайт на мгновение лишилась дара речи, потому что никогда не слышала, чтобы Шарлотта говорила с такой злобой о ком-то. Даже сама мисс Киллинджер, похоже, осознала свою оплошность, потому что широко раскрыла глаза и прикрыла рот рукой.

И хотя Блайт знала, что это не так, – и не хотела обсуждать это, – она почувствовала непреодолимое желание защитить Сигну.

– Учитывая вашу с Эвереттом близость, мне это и в голову не приходило. Когда вернешься к нему, передай привет от меня, хорошо?

Шарлотта отшатнулась, и Блайт возненавидела себя за то, что сказала. Одно ее слово, и репутация Шарлотты будет погублена.

Конечно, она ничего не расскажет, но все равно чувствовала отвращение к себе, потому что позволила Шарлотте поверить в обратное. Не сказав больше ни слова, Шарлотта поспешила внутрь, а Блайт натянула поводья и пустила Митру вскачь, Уильям не отставал от нее ни на шаг.

– В конюшне прятался человек, – прошептал он. – Он сидел на корточках за тюком сена.

Блайт бросила на него возмущенный взгляд.

– Ничего подобного.

На этот раз, когда Блайт ускорила Митру и поспешила в объятия леса, она не вспоминала о матери, когда ветки цеплялись за волосы и платье. Вместо этого она думала о дамах этого сезона, которые готовы на что угодно, лишь бы вырваться вперед. Поддавшись соперничеству,