Последние Северы - Николай Анатольевич Савин

поняли, что его решение твёрдое и согласились с этим, но предложили ему принять титул Великого.

И вновь Александр ответил отказом, причём, весьма деликатно. Он сказал, что ему легче было бы принять имя Антонина, тут у него есть хоть какая-то связь. Но на каком основании он примет имя Великого? Что великое он уже совершил? Ведь Александр получил его после великих деяний, а Помпей после великих триумфов. «Поэтому успокойтесь, досточтимые отцы сенаторы, и, сами будучи великолепными, считайте меня одним из вас, а не наделяйте меня именем Великого», сказал Александр. Пусть он был слегка неправ, ведь Александр Македонский при жизни не принимал имени Великого, а Помпей получил такое прозвище от Суллы ещё до своего первого триумфа, дело было сделано.

Отпустив сенат и совершив в этот же день много других дел, он вернулся домой как триумфатор. Непринятие чужих имен прославило его гораздо больше, нежели могло бы прославить принятие их. Благодаря этому поступку он приобрел славу человека твердого и благоразумного – ввиду того что весь сенат не мог переубедить одного молодого человека или, вернее, юношу [Элий Лампридий. Александр Север VI–XII].

Понятно, что весь этот эпизод в сенате был срежиссирован Юлией Месой, настроившей юного 13-летнего императора соответствующим образом. Сам он, конечно, не сумел бы так чётко провести встречу с опытными политиками. Да и с сенаторами, видимо, переговорили перед заседанием.

Отсюда следует, что Александр получил императорскую власть только по виду и названию, в действительности же ведение всех дел и государственное управление было всецело в руках женщин Северов, в первую очередь, Юлии Месы, однако, и мать нового императора – Юлия Мамея, тоже оказалась женщиной с твёрдым характером и большими амбициями. Пока что мать и дочь (бабка и мать императора) сотрудничали, но со временем между ними должно было начаться соперничество. Зависимость Александра от женщин хорошо илл юстрирует титул нового императора: «сын Юлии Мамеи Августы, внук Юлии Месы Августы».

И Меса, и Мамея вполне понимали слабость своего положения. Кратковременное, но «яркое» правление Гелиогабала подорвало лояльность к Северам среди преторианцев, армии и сената. Отсюда возникла необходимость произвести как можно более чистый разрыв с предыдущим режимом. Как уже сказано, память Гелиогабала была проклята. А ещё было выдано общее помилование всем тем, кто был сослан предыдущим императором, подобно тому, как Макрин помиловал тех, кто был осужден при Каракалле [John S McHugh. Emperor Alexander Severus: Rome's Age of Insurrection, AD 222 to 235 Pen and Sword History 2017. p. 138, 144].

Раздачи денег при восшествии Александра Севера на престол было недостаточно для восстановления дисциплины в вооружённых силах. Сам император был всего лишь мальчиком, которому не хватало опыта и, несмотря на заявления о том, что он сын Каракаллы, он имел сомнительную легитимность. Многие признавали его слабые связи с основателем династии Септимием Севером. Чтобы заложить как можно более широкую основу поддержки нового императора, была создана коллегия сенаторских советников, состоящая из шестнадцати «лучших людей Сената». Это закономерно привело к установлению или восстановлению некоей формы аристократического правления. Меса и Мамея выбрали несколько десятков человек, в том числе шестнадцать сенаторов, считавшихся наиболее почтенными по возрасту и воздержанными по образу жизни, чтобы были они помощниками и советниками императору, и он поступал бы так, как они ему советовали и не поступал, если после обсуждения они не подавали за это своего голоса. Это было что-то, вроде Государственного Совета. Согласно Лампридию (Александр Север XVI, 1), в совет входили ещё 20 законоведов и 50 ученых. Имена некоторых из них нам известны. Это были знаменитые правоведы Домиций Ульпиан и Юлий Павел, префект претория Фабий Сабин, сын очень уважаемого сенатора Сабина, называвшийся Катоном своего времени; Элий Гордиан, будущий император; блестящий оратор Клавдий Венак; его родственник Катилий Север, превосходивший всех своей ученостью; Элий Серениан, превосходивший всех своей праведностью; Квинтилий Марцелл – лучшего человека не знает даже история (там же LXVIII, 1). Этот совет, по-видимому, существовал на протяжении всего правления Александра Севера и был распущен Максимином Фракийцем.

Интересно, что Лампридий невнятно упоминает такую деталь, как подковёрную борьбу за влияние на юного императора сразу после его восшествия на престол. Он пишет, что названных законоведов и учёных «отстранила кучка дурных людей, которые окружили Александра в первые дни его правления. Однако, благодаря благоразумию молодого человека, дурные люди были частью казнены, частью изгнаны, и одержала верх эта безупречная дружба» (там же LXVIII, 3–4). О чём говорит Лампридий, нам, к сожалению, неизвестно.

В любом случае, партия Месы и Мамеи победила, хотя, если верить Лампридию, и не сразу. Возможно, тот неизвестный нам первый этап продолжался аж до осени 222 года и закончился гражданскими беспорядками. И возможно, что сначала юного императора окружали люди, подобные друзьям Гелиогабала, ведь других при дворе тогда не было. Они не смогли справиться с ухудшавшейся ситуацией в Риме (пожары, голод, народные беспорядки) и были отстранены. Так что, теперь ставка была сделана не на ЛГБТ-сообщество, не на «весёлых ребят» или религиозных сектантов, не на армию, а на отживающую свой век аристократическую прослойку – сенат, впрочем, в предпринятых мерах стало ощутимо и рациональное зерно. После безумств Гелиогабала, римское общество, включая даже армию, было согласно с таким ослаблением императорской власти. Пока! Шел поиск равновесной системы, выводящей государство из кризиса. Хотя, конечно, новый взлёт сената выглядел весьма странно, особенно после того как при Септимии он потерял право издавать законы и был сильно прорежен репрессиями в последующие годы.

С армией правительство Александра Севера тоже пыталось найти общий язык. Дж. Б. Кэмпбелл отмечает, что принцепс сделал многое, чтобы обеспечить и улучшить права солдат. Так, он подтвердил, что воины могли назвать кого угодно в качестве наследников завещании, могли освобождать своих рабов, была обеспечена правовая база неприкосновенности личного имущества солдата, проходящего службу. Сам Александр тщательно проверял снабжение воинов продовольствием. Если при разборе дел, возбужденных воинами против трибунов, он находил кого-либо из трибунов виновным, то наказывал его без снисхождения сообразно с характером его проступка, в том числе смертью.

Лампридий пишет, что своих воинов, где бы они ни находились, он хорошо знал и даже имел в своей спальне их списки с обозначением численности и сроков службы военных; оставаясь один, он всегда просматривал их отчетность и данные о численности, звании и жаловании, чтобы иметь полные сведения обо всем. Непонятно, что Лампридий имеет в виду. Ясно, что держать в спальне списки 300 или 400 тысяч воинов невозможно, как и знать их всех поимённо.