Боевые паруса. На абордаж! - Владимир Коваленко

Медленные удары сердца сливаются в дурную бесконечность — которая разорвана! За спинами нападающих — шаги. Еще одна компания. Тоже крючка с хвоста сбрасывают? Явно не подкрепление к убийцам — те забеспокоились, разомкнули клинки. Бой распался.

— Проходите, судари, — один из головорезов плюет на мостовую, уже украшенную телами двух товарищей. Кто знал, что у проклятого судьи под широкими рукавами мантии липовые бруски примотаны. Мало того, что руку защищают, так еще и клинок в них вязнет. Но больше они на эту удочку не купятся!

— Что, судейская крыса огрызается? — да это же офицеры с галер! — Господа, выбирайте: можно помочь этим честным людям в их мщении, несомненно, справедливом. А можно просто посмотреть, кто кого. Верно, выйдет увлекательней боя быков.

— Я с этим типом пил, — откликается знакомый голос. Антонио де Рибера! — потом мы повздорили. И даже подрались. Потом судья меня заволок домой. Обобрал, правда, как липку, но что возьмешь с юриста? Иначе они просто не могут.

— Судари, решайте быстрей. Нам некогда… — торопит бретер. А ему и точно некогда — по бедру пролегла мокрая полоса. Так что или закончит бой быстро, или свалится. Потому, что последний подельник один на один с диестро не управится точно.

Антонио медленно достает шпагу.

— Я решил, — говорит. И словно падает на землю — только шпага взлетает вперед и вверх. Полный выпад! Итальянский, с упором левой рукой в землю.

Главарь пронзен. Но стоит последнему из головорезов повернуться к новой угрозе, как на шее у него вспухает алая черта. Бретер пытается зажать рану руками. Тщетно. Сквозь пальцы пробиваются черные пузыри. Последние хрипы — уже на земле. Кончено!

— Благодарю, — кланяется Диего, — Антонио, ваши товарищи не желают продолжить развлечение? С вами-то мы квиты. Или мне можно искать виолу? Я ее тут в самом начале боя посеял. Ноги у нее явно еще не отросли, но что инструмент прорастет и даст урожай — не верится.

— Виолу… Так вот почему ты один! Судя по времени, идешь туда, а не оттуда. Не будем задерживать… Тебя можно бы и обидеть, но к чему огорчать даму?

Диего скоро подобрал с камней кусок тени средних размеров, пожелал господам офицерам удачной ночи и торопливо зашагал дальше.

— Интересно, — заметил один из друзей Антонио, — как этой даме понравятся отпечатки от сапог кавалера на полу? Кровавые.

— Скорей всего, она к ним привыкла. Весь город знает, что этому одинокому холостяку мантию чинит женская ручка. Да и ночует он у себя не всегда! Что происходит с теми, кто сдуру пытался выследить — мы видели…

Антонио меж тем перевернул сраженного им головореза.

— Я видел, куда попал. От пробитого плеча эспадачины не умирают. Так что открывай глаза и начинай говорить. Не то добьем.

— Что говорить? — теперь бретер не молчит, шипит от боли.

— Рассказывай, кто тебя послал.

— Дона…

— Я ведь сейчас перережу тебе глотку за то, что осмелился пачкать своим грязным ртом благородное имя.

Антонио, и правда, достал кинжал милосердия, как раз и предназначенный — раненых добивать. Прижал к шее бретера.

— Это правда.

Лезвие чуть сдвинулось, прорезая кожу.

— Не лично… Ее камеристка. Золота дала достаточно, чтобы я понял, что заказ — госпожи.

Офицеры переглянулись.

— Пусть живет, — сказал один, — я слыхал что-то такое. Вроде как она благодарна портовому кактусу.

— Угу, — буркнул Антонио, — а если благодарность заканчивается ревностью, безумной до наемных убийц… Верно, у них чего-то было.

— А теперь он топает к другой… Все понятно, и парню сочувствуешь. Чтоб он поменьше спелся с парусными бродягами!

Оставим офицеров, их ждет обычное позднее веселье, а с утра — служба. В который раз спуститься до Кадиса, поманеврировать в бухте, мешая нормальному движению парусников, а там, дня через три, снова вверх по реке, в Севилью.

Диего между тем подходит к знакомому забору. Виолы не видно, плащ запахнут, лицо заслонено высоким воротом.

— Кого еще несет? — откликается неприветливый голос.

— Новость на двух ногах.

Калитка беззвучно отворяется и поглощает ночного гостя.

С утра в облике Диего де Эспиносы о ночном происшествии напоминает разве штопка на новенькой мантии. Неброская, но заметна: дон Терновник опять устроился в самом ярком месте, прямо под солнцем. Явно сделана женской рукой. Что ж, астуриец всегда держался близко — но чуть в стороне, дружески — но не запанибрата. Так было всегда! Даже в двенадцать — спина всегда прямая, подбородок вздернут кверху, слова — редкие и меткие. Разок обидчики подобрались близехонько к грани, но как-то вдруг вышло, что поношение человечка, явно поступившего по протекции — а как иначе получить студенческий матрикул в двенадцать лет? — оказалось нападками не на одного маленького дона, а на всю Астурию. Вокруг мальчишки сверкнули шпаги земляков… С тех пор ему и самому не раз доводилось обнажить клинок в защиту слабейшего. Честь кабальеро, звание судьи и гордость астурийца — сочетание, способное обеспечить немалый опыт.

Глазастые студенты разносят привычную новость, и если после сиесты в трактире на Сенной кто и не знает, что «поэт опять подрался», так это Гаспар Нуньес. Явился, плюхнулся за столик, спросил холодной спаржи.

— У меня тут некоторые дела, — сообщил вместо приветствия. — Один из ваших математиков говорит, что может посчитать вес судна до спуска на воду. Это было бы очень интересно!

— А для чего тут математика? Достаточно точно взвешивать все, из чего корабль будет состоять. Детали набора, обшивки, такелажа, оснастки, дельные вещи, балласт, оружие…

— На галерных верфях говорят, это непрактично. Много возни. А вот если по формуле…

— То можно не вести учета. Могу понять, почему многих интересует подобное упрощение. Осторожней, Гаспар, твои компаньоны по верфям, сдается мне, изрядное жулье.

— Ну, меня-то они не надуют! С компанией из доков у меня всех дел, что я сбываю им, по дозволению властей — и тут твоему начальнику спасибо! — ячмень из поместья, что я купил неподалеку. Лошадей у них много! Но поговорить я хотел не о том.

Гаспар огляделся. Студенческие компании неподалеку, казалось, не обращали никакого внимания на текущий под носом разговор.

— Диего, я зачем вообще разговор завел… Хочу попросить об услуге…

Иначе перуанец не умеет. Впрочем, временами «отдаривается».

— Мы друзья, — достаточно близкие, чтобы позволять разглядывать содержимое тарелки и изредка фамильярничать. — Говори.

— Боюсь, моя просьба покажется несколько необычной. Диего, я хочу проверить свою жену. На верность.

— Понимаю. Наверное, такое желание возникает у всех мужей. Но как? Набрать десяток нюхачей, чтоб за домом последили?