Навсегда в твоем сердце - Эллисон Чейз

Его большие теплые руки гладили ее тело, исследуя женственные формы, скрываемые одеждой. Это было неправильно, но она только крепче прижалась к нему и выдохнула свое жгучее желание. А когда он осторожно просунул руку под ее рубашку, она почувствовала прикосновение его сильных пальцев к коже, и ей стало трудно дышать. По телу прокатилась горячая волна желания.

Коснувшись повязки, сжимавшей ее грудь, маркиз заколебался. Айви подумала, что он сейчас ее развяжет, но он принялся исследовать ее грудь сквозь плотный шелк, сразу обнаружив затвердевшие горошинки сосков. Его сдержанность делала прикосновения еще более желанными, трогательными до слез.

Маркиз снова и снова повторял ее имя — его горячее дыхание согревало сначала шею, потом живот. По телу Айви прошел сладостный трепет. Он произносил не ее настоящее имя, а то, которым привык ее называть, как некий тайный код, освобождавший мечты, выпускавший на свободу тайные желания. А все ее мечты и желания были только об этом потрясающем мужчине, о его сильном горячем теле. Очень тихо, так что было непонятно, его ли это слова или шум ветра за окном, он просил ее довериться ему и, наконец, выдохнул вопрос, которого она ждала уже целую вечность:

— Ты хочешь этого, Нед? Хочешь? Могу ли я это сделать?

Она ответила:

— Да-да, пожалуйста! — после чего издала крик, который была не в силах сдержать.

Крик показался ей очень громким. Айви распахнула глаза, и ее взгляд заскользил по обстановке комнаты… вовсе не той, в которой ее поселили. В этот момент она осознала, что ей не пригрезились крепкие объятия. Сильные руки маркиза все еще обнимали ее, и наслаждение, которое она испытала, было не сном, а дерзкой соблазнительной реальностью.

Для Саймона эта ночь стала мучительным испытанием одновременно стойкости и чести. Он держал Неда — Айви — в своих объятиях, скрипя зубами от пульсирующей боли в паху.

Всякий раз, когда ему удавалось справиться с одолевавшим его вожделением, она начинала непроизвольно двигаться во сне, и маленькие упругие ягодицы, ерзая по его бедрам и только что успокоившемуся мужскому естеству, моментально сводили на нет все его титанические усилия. Или она поворачивалась и, уткнувшись лицом ему в шею, тихо шептала его имя — с тем же эффектом.

Впрочем, шептала она не имя. Титул. Из ее уст он слышал только лорд Харроу и сэр. Правда, произносила она все это с жаркой страстью. Мало-помалу сопротивление Саймона становилось все слабее, и он схватил ее в охапку, прижал к себе и стал жарко ласкать сквозь одежду. Это было самое большее, что он мог себе позволить. Дальше оставалось только заняться с ней любовью, чего допустить он не мог.

Не имело почти никакого значения то, что они спали в одежде, сняв только сапоги, жилеты и галстуки. С галстуком маркиз ей помог — стоя искушающе близко, он развязал узел, поминутно касаясь ее шеи и подбородка, а она в это время, не отрываясь, смотрела ему в лицо своими огромными миндалевидными глазами, полными вопросов и сомнений, которые были зеркальным отражением его мыслей. Единственная разница заключалась в том, что за ее неуверенностью горела искра доверия, которое он не смел предать.

Ведь даже сквозь одежду ее тепло воспламеняло его. Он не мог не вспоминать о ее обнаженном теле, освещенном лунным светом. Ему до боли хотелось почувствовать в руках ее маленькую крепкую грудь, коснуться губами сосков.

Зачем только он попросил ее остаться? Уже произнося те роковые слова, он с отчетливой ясностью предвидел муки, которыми обернется для него ее присутствие рядом. Возможно, он хотел заставить себя страдать? Если да, результат достигнут сполна. С каждым стоном наслаждения, который его опытные руки исторгали из ее уст, он мысленно корчился от боли. Но увы, Саймон был обречен лишь наблюдать и догадываться, как много волшебства могли бы подарить ему ее прикосновения.

Не единожды он подумывал убрать от Айви руки и перебраться на кожаную кушетку в изножье кровати. Но мысль о том, чтобы покинуть ее, оказалась нестерпимой. Лучше уж ощущать ее тепло, вдыхать нежный аромат кожи и волос. Своеобразное испытание? Если он сумеет дожить до утра и не овладеть ею, значит, его сила воли действительно не имеет границ. Тогда она может без всяких опасений остаться и вместе с ним продолжить поиски его блудной сестры.

Но он ее взял… почти. Во всяком случае; он подошел вплотную к территории, на которой начинается постоянство. И не сделал последний шаг. Потому что ничего — абсолютно ничего — в его жизни не может быть постоянным.

Когда за окном посветлело, Саймон негромко позвал:

— Айви, проснись!

Она вздрогнула и часто заморгала. Ее глаза распахнулись. В первую минуту она не двигалась — лежала и разглядывала потолок. Потом вздохнула и села.

— Где…

— Ты в моей комнате. — Маркиз сел рядом. — Я не хотел пугать тебя, но решил, что лучше разбудить сейчас.

Айви быстро оглядела себя. Убедившись, что полностью одета, она подняла взгляд на маркиза. У него не было необходимости раздевать ее. Он и так сумел заставить ее тело изнывать от неутоленного желания.

Не сдержавшись, Саймон усмехнулся:

— Не волнуйся. Ничего не было. Я же обещал.

— Значит, это был сон?

Ее голос, чуть хриплый спросонья, Саймон услышал скорее сердцем, чем ушами.

Он понимал, что лучше было бы солгать, но не смог.

— Нет, — ответил он и стал ждать взрыва возмущения.

Вместо этого ее лицо осветила счастливая улыбка.

— Слава Богу! — воскликнула она.

На какое-то мгновение — в полстука сердца — Саймон утратил контроль над своими эмоциями. Все мучительные попытки держать себя в руках рухнули в момент слабости, сдавшись на милость этой хрупкой, словно тростинка, девушки, которая сумела разрушить его оборону одним легким движением руки.

Айви все это видела — его черты мимолетно, но совершенно отчетливо исказились. И на ее глазах заблестели слезы. Она нежно коснулась его щеки и прошептала:

— Ох, Саймон, но почему?

У маркиза все внутри сжалось — одновременно от радости и отчаяния, — когда она впервые произнесла его имя.

— Извини, — пробормотал он, — думаю, я хотел доказать, что мы можем продолжать общаться, не лишив друг друга рассудка. К сожалению, я ошибся.

Айви придвинулась к нему вплотную и, почти касаясь губами его губ, зашептала:

— Нет. Я не понимаю, почему ты подарил наслаждение мне, но лишил удовольствия себя?

Маркиз вскинул руку, но тут же бессильно уронил ее на колени.

— Потому что из этого все равно ничего бы не вышло. Потому что сейчас я не мог бы смотреть тебе в глаза.

— И это все? — Она не сводила с него взгляда, словно раздевала глазами и изучала каждый дюйм его обнаженной кожи, до тех пор пока он не почувствовал смущение — точно так же она смущалась от его прикосновений. — Есть что-то еще, удерживающее тебя, не позволяющее…