Болото - Марьяна Романова

Марфа зевнула, плечи расправила, подняла платье, влажное от росы. Надевать его не хотелось – эх, уйти бы в лес насовсем, тогда ни к чему были бы ей одежды, жила бы как зверь, свободный и дикий. Но надо было возвращаться в деревню.

А когда уже почти из леса обратно вышла, Аксинья ей встретилась. Странно очень получилось – краем глаза Марфа уловила в кустах движение, большую белую тень. Обернулась – Аксинья идет, обнаженная полностью, на четвереньках. Передвигается так быстро, как будто бы была рождена не прямоходящей. Ловко перепрыгнула через пень и предстала перед подругой, и волосы ее были в земле перепачканы, а глаза – темны. И только встретившись с Марфой взглядом, распрямилась, и снова стала самой собою – и вела себя так свободно, словно не голая.

– Ох, и напугала ты меня!

– Не похожа ты на пуганую, – без улыбки ответила Аксинья. – Что ж, вижу, получилось все у тебя. Правильно я думала – ты от наших.

– И что теперь будет? – лениво спросила Марфа, хотя больше всего на свете ей хотелось не болтать впустую с Аксиньей, которая отчего-то больше не воспринималась знающей больше других, той, с которой хотелось посоветоваться, а оказаться дома, забраться на печку, укутаться в одеяло и забыться сладким рассветным сном.

– Сама увидишь, – мрачно ответила Аксинья, а потом снова опустилась на четвереньки и шмыгнула в кусты. Случись это днем раньше, Марфе не по себе стало бы, а теперь – почти все равно.

– Ну и ладно, – сказала она. – Пойду и я. Мать, наверное, волнуется.

А кто-то из соседей потом вполголоса рассказывал другим: мол, видел тут Марфу, Степановны дочку, из леса рано утром шла. Из того самого леса, куда ходить нельзя. Довольная, как будто рубль нашла на дороге. Румяная, а лицо светится как луна. А руки-то, руки – в земле и крови перепачканы.

* * *

Яна за соседской старухой следить решила – все развлечение. В деревне ей было отчаянно скучно. Чуждая радости созерцания, она всегда стремилась хоть чем-нибудь себя занять, и даже иллюзия деятельности была ей намного слаще ничем не заполненных минут.

Непростой старухой эта Марфа была, и дела себе выбирала какие-то странные. Почти весь день соседка проводила в своем доме, который с улицы выглядел нежилым, потому что ставни всегда были плотно прикрыты, и дверь заперта, и даже в прохладные дни из печной трубы не поднимался к небу дымок.

Не любила Марфа солнечный свет. В доме она сидела тихо, во дворе и не появлялась почти. Яна знала, что телевизора у старухи нет, газет она не выписывает; оставалось только удивляться – как проходит ее день. Другие старики выползали погреться на солнце – к старости кости промерзают, им нужно больше тепла. Но Марфе все было нипочем, и одевалась она легче других. Всегда в одном и том же простом платье, иногда на плечи наброшен старый козий платок.

Ближе к ночи, когда другие жители деревни расходились по своим домам, старуха наконец выбиралась на улицу. Сперва какими-то бытовыми проблемами занималась – воды принесет, поогородничает немного (хотя какой там у нее огород – так, несколько грядок с травами), на крылечке просто посидит, глядя вдаль. А потом, когда свет в окнах соседей гас, Марфа куда-то уходила. Иногда возвращалась уже спустя несколько часов, но бывали дни, когда она отсутствовала до самого рассвета.

И вот однажды Яна пошла за старухой. Это было трудно – походка у той быстрая, а слух – собачий. Первая попытка слежки неудачной оказалась – Яна быстро потеряла соседку из виду – та шмыгнула в пролесок и была такова. Но в другие дни ей везло больше.

А надо сказать, изначально Яной банальное любопытство руководило, а вовсе не желание вмешаться в чужие секреты. Да и не верилось ей, что у простой деревенской бабки могут быть какие-то тайны мрачные. Может быть, она просто день и ночь местами перепутала. Может быть, она из тех мизантропов, которым ночью, в пустоте и темноте, удобнее жить. Но правда, открывшаяся Яне, оказалась завораживающей.

Во-первых, как минимум раз в неделю старуха посещала тот лес, о котором сама же и говорила как о запретном месте. И все другие жители деревни их предупредили: в лес на окраине ходить не стоит, болото там топкое, много жизней унесло. Однако старуха входила туда без страха и осторожности, проводила там несколько часов и возвращалась обратно, даже ног не запачкав.

Во-вторых, старуха любила гулять вокруг местной церкви. Путь до церкви неблизким был – построили ее на равном расстоянии от нескольких деревень, пешком часа полтора, не меньше, добираться. Долгий путь старуху, казалось, совсем не утомлял. И даже добравшись до церкви, она не садилась на одну из косорылых деревянных лавочек, построенных для отдыха прихожан – нет, она сразу же принималась наматывать вокруг часовенки круги.

Сначала Яне показалось, что Марфа беспорядочно ходит, но потом заметила и закономерность – старуха всегда шла против хода солнца и всегда – семь раз. После такой странной прогулки она, как правило, на кладбище заглядывала. Сторожа на деревенском кладбище не было – нечего и не от кого там охранять. Старуха беспрепятственно бродила среди могилок. Иногда что-то поднимала с земли и клала в карман, а иногда наоборот – на могилах принесенное с собою оставляла. Что именно – Яна не видела, боялась она ближе подходить.

Однажды Яна увидела, как старуха на одной могиле на корточках сидит – раскорячилась, как птица на насесте. Глаза стеклянные, а губы бормочут что-то. А потом на землю легла, как будто бы спать собиралась, ухо к могильному холмику прислонила и слушает. Словно под землей есть кто-то, кто ей может что-то нашептать.

Яна сказала родителям:

– А соседка-то наша – подколдовывает, похоже.

– Придумаешь тоже, – отмахнулась мать. – Обычная одинокая старуха. Не похожа она на ведьму.

– А как ты думаешь должна ведьма выглядеть? – усмехнулась Яна.

– Никак. Их не существует. – На этом разговор был окончен.

Люди, которые с детства живут между сном и бодрствованием, часто открывают незримое. И не поймешь – кто и в самом деле умеет гостить по ту сторону, а потом возвращаться в будни, а кто – просто сошел с ума. Граница между шизофренией и ясновидением чересчур тонка и неохраняема, и перебежчиков – толпы.

Мать Яниной приятельницы летала по ночам. То есть, никто этого не видел, но так она всем рассказывала. Спала она всегда за дверью, закрытой на замок, и подсмотреть за тем, что с ней ночью происходит, было невозможно. Пока ее дочь маленькой была, ей нравилось, что мама такая необычная, как будто бы в сказке живет. Потом подросла и очнулась: а мама-то, похоже, болеет, и уже очень давно. С другой стороны – во всем остальном, кроме этих полетов, она совершенно обычна. Ходит в обычный офис, и вроде бы, коллеги даже уважают ее как хорошего бухгалтера.

Дочь нашла хорошего психиатра и пригласила его на ужин в семью – тот поел картошки с грибами, а потом сказал: не стоит волноваться, это просто богатая фантазия.

«Если бы фантазия была богатой, были бы разные сюжеты, а тут всегда одно и то же», – мрачно думала девушка.