В мышеловке - Дик Фрэнсис

— Успокойся, — обратился Джик к жене, — если хочешь знать, Тодд был первым студентом на нашем курсе. Хотя, конечно, профессора в художественном колледже ничего не понимают в искусстве.

— Оба вы чокнутые!

Я взглянул на часы. Мы допили шампанское и поставили стаканы.

— Поставь за меня на победителя, — попросил я Сару, целуя ее в щечку.

— Счастье может тебе изменить.

— Поставь на одиннадцатый номер!

Ее глаза потемнели от плохого предчувствия. А Джик держал бороду против ветра, готовый противоборствовать будущим бурям.

— Пошли! — сказал он. — Увидимся позднее.

Я смотрел, как они уходят, и очень жалел, что мы все втроем не можем так просто пойти на кубок. Я бы с удовольствием избежал того, что мне предстояло сделать. Интересно, что чувствуют люди, готовясь к выполнению неприятного или просто опасного задания? Лично я полагаю, самое трудное — начало. А уж как возьмешься, то некуда деваться… Но если остается время передумать, отказаться — искушение отступления деморализует.

Зачем, например, лезть на Эверест, если можно полежать у подножия на солнышке?

Вздохнув, я направился к кассиру отеля и поменял большую часть чеков на наличные. Мейзи оказалась предусмотрительной. К тому времени, когда я вернусь в Англию, от ее щедрот наверняка ничего не останется.

Предстояло ждать четыре часа. Я провел их в номере, успокаивая нервы тем, что рисовал вид, открывающийся из окна. Над горизонтом висели черные тучи, словно паутиной оплетя небо. Особенно в направлении Флемингтонского ипподрома. Я надеялся, что во время кубка сохранится сухая погода.

За полчаса до первого заезда я вышел из отеля и неторопливо направился к торговому району. Магазины и лавки, разумеется, были закрыты. День Мельбурнского кубка — национальный праздник.

Ради кубка австралийцы готовы на все!

Я вынул правую руку из перевязи и осторожно просунул ее в рукав пиджака. Слишком уж запоминается мужчина в пиджаке, наброшенном на одно плечо. Оказалось, что если зацепить большим пальцем пояс брюк, то создается достаточная поддержка для больной руки.

Всегда оживленная улица Свенстона была не похожа на себя. Люди бежали по ней, что вообще свойственно мельбурнским пешеходам, но количество их значительно уменьшилось. В трамваях было больше свободных мест, чем пассажиров. В машинах, проносившихся мимо, водители занимались небезопасным на такой скорости делом: крутили ручки приемников. Оставалось пятнадцать минут до начала скачек. Ежегодно в это время вся страна замирает.

Джик приехал вовремя во взятой напрокат машине. Он остановился возле галереи «Ярра Ривер», открыл багажник и натянул на себя коричневый халат, какие обычно носят кладовщики и разносчики овощей. Потом вынул маленький приемник, включил его и поставил на крышу машины. Комментатор рассказывал, что жокеи на ипподроме Флемингтон вышли на парад.

— Привет, — сказал Джик, когда я приблизился к нему. — Все готово?

Я молча кивнул, подошел ко входу в галерею и пнул дверь ногой. Она была надежно заперта. Джик снова принялся рыться в багажнике, в котором нашлось кое-что, приобретенное еще в магазинах Алис-Спрингса.

— Перчатки, — сказал Джик, передавая мне одну пару, а другую натягивая на свои руки. Вид у них был слишком новый и слишком чистый. Тыльной стороной своих перчаток я вытер крыло машины Джика. Он посмотрел и сделал то же самое.

— Ручки и пластырь!

Он передал мне две обычные хромированные ручки, которые привинчиваются к поверхности шурупами. Ручки прочные и достаточно большие, чтобы за них можно было спокойно ухватиться рукой.

Некоторое время я крепко держал одну ручку, пока Джик прикреплял пластырь к пластинам с отверстиями для шурупов. У нас не было возможности привинтить ручки там, где нам было нужно. Следовательно, их следовало приклеить.

— А теперь давай другую. Ты сможешь пару минут поддержать ее левой рукой?

Я молча кивнул. Джик проделал такую же операцию с другой ручкой. Прошло несколько прохожих, не обративших на нас никакого внимания. В принципе, здесь нельзя было ставить машину, но никто не потребовал, чтобы мы уехали.

Мы прошли по тротуару к галерее. Ее фасад не представлял собой ровной линии. С правого края она нарушалась нишей для двери. Между витриной и стеклянной входной дверью было окно. К его стеклу мы и прикрепили ручку.

Естественно, это делал Джик. Через минуту он подергал ручки, но уже не смог их оторвать. Мы вернулись к машине.

Еще трое прохожих прошли мимо, поворачивая головы, чтобы послушать приемник, все еще стоявший на крыше. Они улыбнулись, разделяя общенациональное увлечение. С приближением решающего момента улица все больше и больше пустела.

— «…Виноградник выступает от мистера Хадсона из Аделаиды. У него есть шансы финишировать первым. В Корнфилдском кубке он пришел четвертым, а в Рендвике вторым, обогнав Головоломку, которая перед тем одержала победу над Полднем».

— Перестань слушать проклятый репортаж! — резко проговорил Джик.

— Прости.

— Готов?

— Да.

Мы снова подошли ко входу в галерею. Даже не оглянувшись на возможных свидетелей, Джик достал алмазный резец, которым пользуются окантовщики картин, и, нажимая изо всех сил, провел инструментом по краю стекла в раме. Я заслонял его от любопытных глаз.

— Держи правую ручку, — приказал он, переходя налево.

Я обогнул его и взялся за ручку. Если по улице кто-нибудь и проходил, то на нас не обращали никакого внимания.

— Когда стекло поддастся, — предостерег Джик, — ради Бога, не выпусти его из рук.

— Ладно.

— Подопри стекло коленом. Осторожнее, осторожнее!

Я сделал, как велел Джик. Он завершил четвертый длинный разрез.

— Нажми легонько!

Я нажал. Колено Джика тоже было плотно прижато к стеклу. Левой рукой он ухватил хромированную ручку, а правой начал простукивать тяжелое стекло по периметру.

В свое время Джик много этим занимался, хотя, возможно, и не при таких обстоятельствах. Большой прямоугольник равномерно подался под нашим давлением и отделился без малейшего осколка. Весь вес пришелся на ручку, которую я держал правой рукой. Джик поддерживал свою сторону руками, коленями и проклятиями.

— Черт возьми, только не выпусти!

— Порядок.

Вибрация, возникшая, когда мы вынимали стекло, прекратилась, и Джик перехватил у меня правую ручку. Ловко повернув стеклянный прямоугольник так, что тот открылся, словно дверь, Джик шагнул внутрь и, ухватив стеклянное полотно за обе ручки, вынул его из рамы и прислонил к стене.

Потом он вылез опять наружу, и мы пошли к машине. Оттуда уже невозможно было заметить, что галерея закрыта теперь не так надежно. Да и некому было особо приглядываться!