Сердце из стекла. Откровения солистки Blondie - Дебби Харри

Закончив альбом, Blondie вновь засобиралась в дорогу. Мы несколько дней отдохнули в Остине, чтобы сняться в эпизоде для фильма Roadie, режиссером которого выступил юный Алан Рудольф. Это был первый «концерт»[63], который нам организовал наш новый менеджер, Шеп Гордон. Шеп также работал с Элисом Купером, и мы договорились с ним без контракта, на честном слове. В Roadie снимался Мит Лоуф[64], человек во всех смыслах крупный. Если зайти с другого конца шкалы роста, то в фильме участвовали еще и несколько актеров-карликов. В сцене в кафе они дрались, и некоторым из нас сильно досталось, потому что эти маленькие люди оказались шустрыми и очень, очень сильными. Было весело и бесшабашно. Правда, слух у Криса так и не восстановился полностью после того, как в сцене драки он получил в ухо. Blondie также выпустила рок-версию песни Джонни Кэша Ring of Fire как саундтрек к фильму.

Еще один короткий перерыв мы устроили, чтобы записать видео на все песни альбома. Я помню, как мы рассуждали с режиссером Дэвидом Маллетом, что весь материал альбома требует кинематографического описания. Визуальная сторона Blondie всегда много значила для меня и Криса, а поскольку в то время клипы обходились дешево, Дэвиду удалось продать эту идею Chrysalis. По большей части видео были сняты в Нью-Йорке, кроме Union City, над которым мы работали в доках на Гудзоне со стороны Джерси.

В декабре 1979 года Dreaming обосновалась на вершине британских чартов, и мы полетели в Лондон – репетировать перед большим туром, который должен был начаться после Рождества. Вскоре после прибытия мы организовали встречу с поклонниками в музыкальном магазине на Кенсингтон-Хай-стрит. Сотни фанатов толпой хлынули в маленький магазинчик. Вся улица была перекрыта, движение встало. Приехала полиция, чтобы урегулировать ситуацию, – раньше из-за нас никогда не оцепляли улицу. Незабываемо смотреть из окна на вопящие толпы людей. Почти битломания. Нет, блондимания! Кстати, так совпало, что во время той поездки мы встретили Пола Маккартни. Он стоял перед нашим отелем, когда мы садились в автобус. Он слабо представлял себе, кто мы такие, держался очень непринужденно и дружелюбно, и, разумеется, Клем был на седьмом небе от счастья. Клем – воплощение битломании что тогда, что сейчас, а от Пола Маккартни он был просто без ума. Пол повел себя очень мило. Он немного с нами поболтал, пока не нарисовалась его жена, Линда, и не утащила его.

Команда из «20/20», еженедельного американского новостного телешоу на ABC, сопровождала нас во время этой лондонской поездки. Они записывали историю о новой волне на сцене и о взлете Blondie. Засняли толпы у музыкального магазина и пришли в Hammersmith Odeon, где теперь мы играли восемь раз как хедлайнеры и все билеты были раскуплены. Тони Инграссиа, который тогда жил в Берлине, прилетел, чтобы поставить нам шоу. Каждый вечер с нами играл Роберт Фрипп. В последний вечер на бис на сцену вышел Игги Поп. Он спел Funtime, и это действительно было время веселья, большая непрерывная вечеринка. Была там и Джоан Джетт: Тhe Runaways приехали в Лондон записать альбом, который так и не вышел. Мы увидели ее снаружи Hammersmith Odeon: она спорила с дежурным на входе, который говорил, что ее нет в списке.

На следующий день Джоан была в нашем номере в отеле, когда репортеры из «20/20» брали интервью у меня и Криса. Они спросили у него, каково это – жить с «секс-символом семидесятых», и тот ответил: «О большем нельзя и мечтать». Когда репортер попросил ответить более развернуто, Крис сказал: «Это так поднимает мужскую самооценку, просто невероятно». У меня голова шла кругом от этих вопросов. Еще раньше я жаловалась Джоан, что эти люди мне как заноза в заднице. Джоан тем временем опустошала мини-бар, и, по-моему, Крис представил ее репортеру. Джоан встала перед камерой и сказала: «ABC, идите на хрен!» – и показала им оба средних пальца.

К концу января 1980 года мы покинули Великобританию. Eat to the Beat был на первом месте в британских чартах и стал платиновым альбомом в Штатах.

Что там, в лесу? Каждое утро я выпускаю собак, чтобы они сделали свои дела. В последнее время одна из них бежит к соседнему участку, затем замирает. Она стоит у края стены (это то, что видно мне) и лает сериями по три раза, пока я ее не забираю. Это очень тревожный лай, чуть ли не истеричный, но голос она не срывает. Она может гавкать по полчаса и дольше, и я ни разу не слышала ни одной хриплой нотки. Эта маленькая леди знать не знает ни о каком песьем ларингите. Какая великолепная голосовая техника! Чему бы она могла меня научить? Особым секретным собачьим голосовым приемам… Как рок-певица я определенно была на грани, мучительно надрываясь над экзальтированной версией One Way or Another.

Вообще-то я села писать не об этих чертовых собаках, серьезно, хотя их забавные ужимки окупают вложенные деньги. Изначально я собиралась придумать название для своей книги, этой прогулки по лугу памяти. Вот сегодняшний претендент – «Закаленное стекло». Закаленное стекло прочнее, чем его братья и сестры, для этого оно подвергается сильному сжатию с внешней стороны и высокому напряжению изнутри. Его изготавливают так, чтобы оно рассыпалось на куски, а не разлеталось на зазубренные осколки под действием высокого давления. Такова и я. Закаленная, чтобы принимать удары и не разлетаться на опасные осколки. Мне нравится эта версия. И конечно, это отсылка к Heart of Glass. Другой вариант: «Материя – антиматерия», просто маленькая шестеренка, выступ на одной из многих других, что вращаются во Вселенной. А вот один из ранних заголовков – «Превосходный панк», потому что я панк до мозга костей и была им с самого первого вдоха.

Недавно ради интереса я посмотрела этимологию слова «панк» в старом словаре Уэбстера. К своему удивлению, я узнала, что один из возможных вариантов толкования восходит к унами, одному из алгонкинских языков, распространенных в прошлом на территории нынешнего Нью-Джерси. Определение – «дерево, настолько гнилое, что его можно использовать в качестве трута для костра; гнилушка». Мне нравится это значение. Оно классное. Я слышала несколько определений слова «панк»: от шекспировской «шлюхи» до «ребенка отребья» и «секс-игрушки в тюрьме». По крайней мере, в алгонкинском языке у «панка» более возвышенная миссия.

Я остановилась на Face it по трем причинам: 1) в честь всех фан-арт-портретов, которые я собрала за столько лет; 2) из-за всех моих фотографий; 3) наконец, потому, что я должна встать лицом к лицу со своей памятью, чтобы написать эти мемуары.

Но давайте дадим задний ход. Книга, помните? «Помните» – это и подсказка, и страшилка. Приходится не просто попытаться вспомнить, но и вновь пережить всю дрянь, случившуюся со мной, вместо того, чтобы день за днем идти дальше, вляпываясь в новую грязь. Просто пережить все это снова – уже более чем достаточно. Это и есть внутренний вызов – снова пережить. Когда я была маленьким избалованным ребенком, я угрожала родителям и тем, кто плохо со мной обращался: «Вот стану богатой и знаменитой – пожалеете!» «И кто на самом деле жалеет теперь?» – думаю я, сжимая свою славу в красиво наманикюренных пальчиках.