Аббарр. Пепел и крылья - Helga Wojik

Стурион вздохнул.

– Элвинги теряют разум от чистоты крови, а бисты от того, что совсем о ней не заботятся, – грустно покачала головой Эша.

– Но будь он обычным, то не пришел бы к тебе на помощь.

– Слабость и сила.

– Да, в каждом из нас.

– Есть варианты как-то это отсрочить или избежать?

Стурион покачал головой. Эша закусила губу. В молчании они думали об одном и старались разглядеть хотя бы тень надежды в глазах друг друга. Головная боль вернулась, заставив элвинг зажмуриться.

– Долго я так провалялась?

– Зурри прибежал поздно ночью, я сразу пошел за ним. Он тайком провел меня, пока весь приют спал. Но как ни старался, я не мог освободить тебя от пут. И тогда я увидел шкатулку. Словно вернулся на сто лет назад, когда голопопым бистенышем бегал по оазису Азура, стараясь урвать сочных слив. Из родни у меня тогда была лишь приемная бабка. Мы звали ее БабаЗу. У нее таких, как я, было полдюжины – всех не прокормить, и каждый зарабатывал на жизнь, как мог. Но вечерами мы собирались вместе у костра, делили поровну ужин, и БабаЗу рассказывала нам истории. Страшные и захватывающие, какими могут быть сказки лишь в пору, когда ты столь мал, что говорить толком не можешь и не пригибаясь проходишь под столом.

Стурион кашлянул, потянулся к кувшину и налил пряного отвара себе и Ашри. Он специально тянул время, чтобы не дать этой отчаянной ушастой голове сорваться и кинуться в очередную авантюру, из которой он уже может и не дождаться ее живой. А еще воспоминания уносили в прошлое – далекое, безопасное, нереальное. Именно этого он хотел сейчас всей душой.

– И одна из историй, – сделав глоток, продолжил бист, – была о Пожирателе душ. Сотканном из мрака незнакомце, что приходит лишь во снах и только когда звучит Песня Черного Цветка. Эта песня, мелодия – по сути своей заклинание. Но магия эта особого толка. Кровавая, запретная, беспощадная. По легенде, никто из живых не может прочесть это заклинание. Никто из смертных не в силах повторить Песнь Черного Цветка, что растет на границе нашего мира и Бездны, по ту сторону Врат. Но если поймать мелодию в ящик на той стороне и с помощью ключа выпустить на этой, то заклинание сработает. Оно пробудится голодное и жаждущее плоти. Найдет того, кто ближе всего, и поглотит его душу. Пожрет изнутри. БабаЗу всегда говорила, что Бездна отпирается с двух сторон. С нашей – ключи у Хранителей Пламени, а с той – у Пожирателя.

Эша поежилась.

– Я думал, что это всего лишь бабкины сказки, – продолжил Стурион, – но как только увидел шкатулку, в мыслях как живая возникла БабаЗу. И я грохнул что было сил по чумной коробке, не заботясь больше о тишине. Да так лихо грохнул, что ключ и шестеренки разлетелись во все стороны! И тогда ветки осыпались прахом, точно морок. Я потащил тебя к выходу. На улице ты на миг открыла глаза, светившиеся, как два фонаря, и потом опять потеряла сознание. Ну а после ты весь день пролежала как мертвая, а затем жар усилился, твои ладони засветились и тебя начало трясти.

Стурион вздохнул и развел руками.

– Я не понимаю, что произошло? Зурри привел несколько ребятишек и попросил приютить. Он просто сказал, что Маан – не та и пугает его. Мне сердце подсказало, что он говорит правду. Но ее я не видел, хотя грохоту от нас было немало. Вэлла Гаруна не появилась.

– Она что-то вколола мне, и я отключилась.

Эша вкратце постаралась рассказать о случившемся, не вдаваясь в подробности видений, ограничившись событиями в особняке и приюте. Голова раскалывалась, и приходилось делать паузы. Но сколько торговец ни предлагал ей отдохнуть, она отказывалась.

– Что теперь делать? Пожиратели, страшилки из детских сказок… Сроду такого не было в Аббарре, защити нас Интару, – удрученно покачал головой торговец.

Эша попыталась встать, но голова закружилась, и, чтобы не упасть, элвинг ухватилась за кресло.

– Неизвестно, какой масштаб приняла эта беда и сколько времени у нас есть, чтобы спасти тех, кто еще жив, и предотвратить новые случаи. – Девушка нахмурила брови и сжала кулаки. – Кроме того, у меня свои счеты с этим Пожирателем. Вэл Сту, у вас найдется надежная кошка, чтобы передать послание, а лучше – несколько?

Ответ торговца потонул в оглушительном реве рога. На его зов откликнулись еще несколько, и еще, пока все они не слились в единый рокот, подобный сходу лавины в горах.

* * *

– Мама, мама, посмотли, какая класота!

В светлую просторную гостиную ворвался маленький бист. Одежды из тонкого льна с изысканной вышивкой и золотая роспись на пока еще маленьких рожках выдавали знатное происхождение, а вот горящий взгляд и счастливая улыбка были точь-в-точь как у любого ребенка в любом уголке мира.

Вихрем пробежав по белому мрамору с золотыми прожилками, малыш вкатился на шелковый ковер и чуть не врезался в высокую золотоволосую элвинг с глазами ясными, как чистый изумруд.

Парме Илламиль, любимая и единственная жена префекта Аббарра Вэл Тар Орму, поправила букет белых лилий, которые только что срезала в саду, и улыбнулась сыну.

Маленький бист лучился счастьем. Элвинг села на белоснежную софу с тонким золотым узором и жестом пригласила сына.

– Что там у тебя, Рибу?

Малыш шустро устроился рядом и протянул матери маленький резной ящичек.

Илламиль осторожно взяла шкатулку и покрутила, рассматривая витой узор в виде стеблей и листьев, сходившийся на крышке к сомкнувшему лепестки цветку. Работа настоящего мастера!

– Где ты это взял, милый?

Рибу засопел, протянул маленькую пухлую ручку с зажатым ключиком, вставил в замочную скважину на коробочке.

– Мне подалила это доблая тетя с глустными глазами. Вот смотли!

Ключик, повернувшись, щелкнул, крышечка открылась, и комнату наполнила мелодия.

– Плавда, волшебно, мама?

Илламиль хотела спросить, что это была за тетя и, возможно, даже пожурить Рибу за то, что он принимает подарки от незнакомцев. Еще ей хотелось спросить у стражи, почему незнакомки общаются с наследником, и еще что-то, чего она уже не помнила.

Мелодия звучала, пробирая до самого сердца, – печальная, но вместе с тем успокаивающая. Родная и обволакивающая, как объятия матери, которых Илламиль почти не помнила. Отгораживающая и защищающая от всех бед, как сила отца, который оставил ее давным-давно. Сладкая и пленяющая, как поцелуй мужа, который стал ее единственной опорой и спасением в новом мире бескрайних песков…

Рибу приник к матери и сладко зевнул, и вместе, вдвоем они завороженно смотрели на шкатулку, на крышке которой распускался черный цветок. Веки их налились свинцом, а белый туман накрыл разум, погружая жену и единственного наследника Орму в сон.