Ведущая на свет - Вера Волховец

Да еще и есть за его счет. Блин!

— Агата, ешь, мистер Миллер с меня шкуру спустит, если ты не пообедаешь, — шипит на меня Дэнни, кажется, уже готовый взять мою вилку в свои руки.

Мистер Миллер совершенно офигел и слишком много на себя берет!

Меня тут быть не должно. Я не серафим, я не заслужила. И вообще — видели бы вы, как зыркнула на меня девица на раздаче. Она-то видела, что крылья у меня отнюдь не белоснежные.

Хотя отбивная — вкусная, ничего не скажешь… Эх! Плохо, когда у тебя есть совесть. Она очень отравляет жизнь.

Дэнни на самом деле — занятный тип. При жизни коллекционировал бабочек, работал бухгалтером и в перерывах между тем, как в который раз укоризненно поворчать на отсутствие у меня аппетита, рассказывает байки о том, какие махинации проворачивал, чтобы заработать на очередной редкий экспонат в свою коллекцию. Я даже не знала, что бабочки могут столько стоить!

Дэннис — открыт просто до чудовищности. Я вот не представляю, что расскажу о своих «подвигах» с такой обезоруживающей легкостью. Хотя, возможно, дело в белых крыльях. В обнуленном кредите. В принятии собственной сущности и смирении с ней.

Я вот не могу ничем из этого списка похвастаться. Не горжусь. И даже раскаиваться получается с трудом. Хотя, казалось бы, дочь священника, должна бы. Уж кому как не мне понимать, что такое принятие, смирение, раскаянье, хотя…

Дурь все это. Мой характер никогда не устраивал отца. И монашки из меня бы не вышло, хотя он и мечтал, чтобы я пошла по его стопам. Нет, Агата Виндроуз — не монашка, Агата Виндроуз — неблагодарная дочь, которая подала документы в лондонский Университет Искусств наперекор тому, что отец грозил от меня отречься за такие греховные наклонности.

Грозиться он вообще был мастер. Сколько раз обещал оставить меня без ужина, а потом — все равно звал за стол?

Наверное, я слишком рано это прочувствовала, никогда не ощущала особой угрозы с его стороны и не особенно старалась быть кроткой послушной дочерью. За меня отрабатывала Ханни.

Жаль, наверное. Хотя — нет, не очень. О том, что было, я совсем не жалею. Но папы мне сейчас очень не хватает. У нас были сложности, острые углы, но все равно — я знаю, он мной гордился.

До того, как я сделала все, чтобы поставить крест на его карьере…

Но и после — он все равно не отрекся от меня, как грозился.

Отбивную в меня все-таки впихивают. Слово за слово, байка за байкой — Дэнни оказывается весьма настырным типом. Он даже пытается меня проводить, но я сбегаю от него, придумав самую дурацкую причину.

Если честно — не очень хочу, чтобы хоть кто-то был в курсе, что я вообще пошла в архив.

Когда если не сейчас?

А я — пошла, потому что хотелось бы уже получить информацию про загадочное «в.п.п.», которое теперь прописывается в моей кредитной сводке всякий раз, когда Генри там в Лондоне подумывает о том, как ему начудить.

Нужно сказать, подумывает он часто. До дела не дошел, строчки о его помыслах исчезают где-то за четверть часа до времени своего свершения, но я поглядываю в лист своей сводки часто и с интересом.

Все-таки жутко интересно, что это чудовище придумает сейчас. Он ведь не повторяется. Ну, пока что не повторяется. Но я верю в силу его воображения.

В архиве — темновато, будто работники архива экономят на использовании святого огня.

За конторкой штатного работника меня встречает скучающий тощий парень. На бейджике у него значится имя Джордж, и от него за версту тянет мыслями в духе «когда же эта идиотская смена закончится».

Я ему сочувствую. В архиве — смертная тоска. Самое последнее место, куда соглашаются идти те, кому не полагается другой, более престижной, более динамичной работы.

Да, да, если бы не Джо — я была бы приговорена к работе архива…

Перед тем как заговорить, если честно, я зависаю. Потому что озвучивать саму суть странного события «каким образом я могу видеть грехи демона, который освободился по моей вине» — это мне кажется довольно компрометирующей информацией.

— А можно ли получить информацию о случаях освободившихся демонов класса опасности выше одной звезды, — осторожно интересуюсь я, и на меня зыркают уже с интересом. Кажется, такие запросы не самые частые в архиве.

— Сейчас, погодите, — с важным видом бросает мне Джордж и закапывается — сначала в ящички с картотекой, а потом — и вовсе исчезает среди высоких стеллажей с папками. Где-то даже дверь хлопает.

Спустя пятнадцать минут Джордж возвращается, с тремя толстыми папками, на форзацах которых я замечаю код «420-М-180».

Что, так много было освобожденных?

Я тяну было руки к папкам, но вместо этого Джордж шлепает передо мной чистый бланк.

— Вам надо заполнить официальный запрос информации, — коварно улыбается он, — с двух сторон.

Вот за что терпеть не могу Чистилище — так это за всю эту бюрократию…

И… Официальный запрос…

Я мельком проглядываю бланк анкеты. Имя, фамилия, регистрационный номер, личный номер серафима… Так…

— А если нет личного номера серафима, то что делать? — я пытаюсь не звучать виновато, но у Джорджа вновь скучнеет физиономия. Нет? Нельзя?

— Только под подпись кого-то из Триумвирата, — архивист огрызается почти агрессивно, будто я его отвлекла от важного дела, — эта информация — засекречена и не выдается кому попало.

Отлично, я теперь — кому попало.

С тоской поглядываю на заветные папочки, которые Джордж не унес, но оставил здесь на краю стола.

Я пытаюсь разговорить этого Джорджа, но уже после второго вопроса он жестко меня обрывает, у него мол такие правила, ему из-за меня штрафы не нужны, и не могла бы я отдать ему бланк? Я — не могла бы, я сваливаю с этим самым бланком чуть ли не бегом, правда без особой надежды.

Триумвират… Из всей тройки Триумвирата условно мирным я могу назвать только Катона, но и он после побега Генри вряд ли будет очень рад меня видеть. Я ведь еще по реакции Анджелы Свон видела, как они относятся ко мне. Вряд ли отношение Катона гораздо мягче. Разве что чуть-чуть.

Обидно. Обидно, что серафимьего поручительства недостаточно, я бы, может, попробовала подбить клинья к Джо и выпросить подпись у него. Хотя…

Хотя возможно и нет. Не хочется лишний раз его напрягать, давать ему лишние авансы. И так-то чувствую себя очень… Лицемерно. Ведь пользуюсь его хорошим ко мне отношением, почти злоупотребляю, работу вон выклянчила. И не объясняю, зачем оно мне нужно. Не уверена, что он это примет. Наверняка же сдаст Генри Триумвирату, просто потому что «так будет безопаснее».

В таких условиях — пользоваться его помощью лишний раз — лишь доканывать саму себя.

А еще — я ему нравлюсь, и что с этим делать — я вообще не понимаю. Нет, он симпатичный, хороший, добрый и все такое, но…