Падение, или Додж в Аду. Книга вторая - Нил Стивенсон

Наступила долгая тишина. Никто не встал. Калладоны сидели за длинным столом во дворе рядом с высокой частью дома, где был пиршественный зал. Еду и напитки им приносили личности, про которых Корвус знал теперь, что они называются слугами. Кого-то из хозяев он запомнил с прошлого раза, другие были гостями (судя по усталым коням и запыленным повозкам перед домом). Мужчина с бородой сидел во главе стола; Корвус выяснил, что его зовут Пеган Калладон. Место напротив Пегана занимала самая старая и уважаемая гостья – Паралонда Буфрект. Остальные Калладоны и Буфректы сидели вперемежку. Корвус опустился на дерево из кованого железа, воздвигнутое посреди стола в качестве подставки для свеч – ни одна из них не горела, поскольку солнце еще не зашло. Те, кто сидел рядом, отпрянули, а некоторые в не слишком дружелюбной манере стиснули столовые ножи. И немудрено – Корвус за последний год превратился в самого большого ворона, какого им случалось видеть.

– Первый раз вижу такого огромного ворона, – заметил один из гостей.

– Большой размер мне пригодился, – объяснил Корвус, – по пути через страну орлов.

– И он разговаривает, – добавил другой.

Корвусу подумалось, что это очевидно без слов. Впрочем, Корвус здраво оценивал свою ограниченность. Он облетел почти всю Землю и знал больше любого из присутствующих. Однако он почти не бывал на обеденных приемах, не ведал, как принято себя вести. Может быть, говорить очевидное – застольный обычай.

– Я – огромный разумный говорящий ворон, только что прервавший ваш обеденный прием…

– И нагадивший на канделябр, – заметила сидящая рядом женщина.

– …и меня зовут…

– Корвус! – воскликнула женщина по правую руку от Пегана.

Это была Прим. Корвус не сразу ее узнал – за время его отсутствия ее облик и платье сильно изменились. Она встала и сцепила руки.

– Как ты видишь, я больше готова к Подвигу, чем при первой нашей встрече. Я выросла, окрепла, научилась читать карты, ездить верхом, стрелять из лука и многому другому.

Корвус одобрительно защелкал клювом. На самом деле за Прим он беспокоился меньше всего, потому что изначально откуда-то знал: с ней все будет хорошо. Ему было любопытно, как по-разному восприняли его появление собравшиеся. На удивление заметная их доля – больше среди гостей, чем среди Калладонов, – впервые видела разумное говорящее животное. Их можно было разделить на следующие категории:

Те, кто считали такое невозможным

…и упорствовали в своем убеждении, а следовательно, отвергали свидетельства собственных чувств…

…потому что чересчур много выпили

…из-за примеси в еде

…добавленной злонамеренно

…либо случайно

…либо потому что все это сон

Те, кто считал, что такие существа были в прошлом, но теперь таких не бывает, делились на

…тех, кто отвергал свидетельства собственных чувств (см. выше)

…тех, кто находил внезапное появление сказочного существа

…прекрасным и волнующим

…зловещим/омерзительным/жутким

Те, кто знал, что такие существа есть, и не очень удивились его появлению, делились на

…тех, кому он нравился (Прим)

…тех, кто спокойно воздерживался от суждений (например, Пеган)

…тех, кто сразу его возненавидел (желтоволосая женщина и мужчина с волосами на верхней губе)

Общее число людей за столом не многим превосходило число категорий, то есть почти каждый вел себя по-своему и многие проявляли чувства довольно бурно: падали в обморок, визжали, размахивали ножами, угрожающе зыркали, громко возмущались, восхищенно хлопали в ладоши, заламывали руки, мудро поглаживали бороду и так далее, не говоря уже о вторичных взаимодействиях, например когда размахивающий ножом налетал на вопящего. Корвус, привыкший одиноко парить в вышине, не вынес столь бурной сцены и улетел – недалеко, но, с точки зрения людей за столом, растаял в темнеющем небе, чем породил у них новую волну неверия в свидетельство собственных чувств.

На этом обед закончился. По меньшей мере половина ушли в зал, причем многие на пороге замирали и нервно оглядывались через плечо. Когда все вроде успокоилось, Корвус слетел на спинку пустующего стула. За столом остались Пеган, Прим, Паралонда (она воспользовалась случаем взять кубок и пересесть ближе) и еще с полдюжины Калладонов и Буфректов. Почти все Буфректы были приятно удивлены, Калладоны же более склонялись к мысли, что говорящие животные – часть естественного порядка вещей.

Человек принес бы извинения за переполох, однако вороны никогда и ни за что не извиняются.

– Не мог бы ты немного прояснить, в чем заключается Подвиг? – спросил Пеган. – Ты сказал, что знаешь, куда лететь, и это безусловное улучшение в сравнении с прошлым годом. Но что ты рассчитываешь найти в конце пути и что намерен делать, когда это найдешь?

Покуда Корвус размышлял – а, надо признать, он задумался об этом впервые, – из зала вышли желтоволосая женщина и мужчина с волосами на верхней губе. Они не столько величаво, сколько поспешно направились прямиком к Прим.

– Мервилль, – сказал Пеган. – Фелора. Не сядете ли вы с нами? Пустых стульев хватает.

Однако Мервилль и Фелора предпочли остаться за спиной Пегана и Прим.

– Я не понимаю, – объявил Мервилль. – Это существо умеет летать, а мы – нет. Оно может попасть куда захочет и когда захочет. Почему он просто не отправится туда, где Подвиг должен… завершиться или как там еще, и не сделает все, что надо?

После недолгой паузы заговорила Фелора:

– Я тебе объясню. Видимо, для завершения Подвига нужны люди. Ворону без нас не обойтись. Что люди могут из того, чего не могут вороны? Сражаться и все, что с этим связно, – наносить и получать увечья, гибнуть и прочее.

И она положила руку на плечо Прим. Та напряглась, но сдержала порыв стряхнуть руку Фелоры.

– Вообще-то огромные говорящие вороны умеют сражаться, – возразил Корвус, – и мои шрамы тому свидетельство.

– Это должно нас успокоить? – ехидно осведомился Мервилль.

– Я не могу прогнать ощущение, что в ходе Подвига нам придется спуститься под землю, – сказал Корвус, – или, по крайней мере, во что-то такое глубокое и запутанное, что оно будет все равно как под землей. Возможно, именно поэтому я с самого начала знал, что потребуется участие людей.

– Опять-таки, если сейчас ты хотел успокоить наши сомнения по поводу твоего замысла… или по поводу того, есть ли у тебя хоть смутные представления о предстоящем, то тебе стоит снова улететь и вернуться много позже с планом.

– А еще лучше – докучать ими другому семейству, – вставила Фелора.

– Я докучал нескольким. Ваше – лучшее, – сказал Корвус. – Природа Подвига далеко превосходит все заботы обыденного бытия, такие как употребление еды и питья, защита от холода или избегание увечий и тому подобного. Она связана с фундаментальной природой реальности – Земли, в существовании которой ваш разум убеждает себя каждое мгновение, когда вы не спите. Люди, утруждающие себя подобными мыслями – а их, насколько я понял, немного, – придумывают на сей счет различные всеохватывающие истории, которые другие находят более или менее убедительными в зависимости от собственных предпочтений. Просто спросите первого встречного, что тот думает об Эле, Ждоде и всем таком прочем. Я, со своей стороны, знаю, что именно поэтому явился в мир при необычных обстоятельствах с некоторыми изначально заданными возможностями, инстинктами и наклонностями. Это невозможно отрицать, пусть даже я не помню, как так получилось. Думаю, разумно допустить, что меня прислали в один конец из иного уровня бытия, истинная природа которого навеки останется для нас загадкой. Однако в том мире о нас знают, заботятся и строят касательно нас планы или, по крайней мере, возлагают на нас надежды и желают, чтобы мы обрели некое знание, которое даст нам возможность изменить Землю к лучшему. Природа этого знания таинственна, но оно ждет нас в конце Подвига. Даже если в силах огромного говорящего ворона добыть упомянутое знание – в чем я сомневаюсь, – цель этим достигнута не будет, поскольку смысл Подвига, предписанный неведомыми силами в мире, откуда меня прислали, не в том, чтобы сделать все идеальным для одного ворона, а в преображении ваших душ. Выходим с первым светом.