Записки рядового радиста. Фронт. Плен. Возвращение. 1941-1946 - Дмитрий Ломоносов

— Вот и отлично, — сказал он, — у меня как раз свободное место. Пойдем!

Он, переночевав дома, приютив и обильно накормив приехавших к нему спутников, прибыл в Ковров почти одновременно со мной.

Мы оказались в наполовину врытой в песчаный грунт землянке со входом, облицованным досками и досками же покрытыми земляными ступенями. Со стороны, противоположной входу, на высоте — рукой не дотянуться — окно. Вдоль стен — две лежанки, покрытые соломой и попонами. В середине — печка-буржуйка с жестяной трубой, выведенной наружу над окном.

Дворец на двоих! Да еще и на поляне среди соснового бора в конце апреля, радующего теплой погодой.

Только лишь мы уселись за стол, на котором стоял котелок с картошкой, отваренной «в мундире», как послышалось ржание коня и топот копыт. Раздался клич:

— Эй, славяне, выходи строиться на поверку!

На вытоптанной площадке в центре поляны стали не спеша собираться обитатели карантина, их было человек 20–25, в основном бывалые, в поношенной военной форме и лишь 3–4 в штатском. Почти все в возрасте, только я и парнишка-крестьянин — «зеленые», 18-летние.

У площадки, не спешиваясь, дожидался, пока построится «контингент», красивый, с небольшими усиками черноволосый командир с папахой на голове, несмотря на теплую летнюю погоду. Конь под ним горячился, подгребая под себя копытами передних ног.

Построились.

— Товарищ гвардии старший лейтенант! — рапортует старшина. — Карантин построен. В наличии двадцать пять человек, трое направлены в первый, четверо — во второй кавполки. Вновь прибывших пятеро. Больных нет. Докладывает гвардии старшина Пчелкин.

— Вольно! Р-р-разойдись!

Интересно. А где же обещанная инструкция?

Подошел к старшине:

— Товарищ старшина, что же…

— Товарищ боец! Смир-р-рно! Кр-р-угом! Левой ша-а-агом марш! Ать-два, ать-два, ать-два!..

В недоумении отправился прочь. Кто-то из бывалых мне пояснил:

— Ты нарушил строевой устав. Если присутствует старший по званию, то прежде, чем обратиться к младшему, то есть к старшине, нужно получить его разрешение.

Так я получил первое знакомство с военными уставами.

Поговорив со старшиной, всадник резко поднял коня на дыбы и, явно рисуясь, помчался прочь.

Я решился вновь подойти к старшине.

Спросил, долго ли мне здесь находиться и что будет дальше.

— Ты попал туда, где готовят конников для гвардейских кавалерийских корпусов. Пока не проверят твои документы, будешь жить здесь. Если зачислят в строй, направят в учебный эскадрон, где будут учить, как воевать на коне. Кавалериста учат три-четыре месяца, так что попал ты в непростую часть. То ли дело стрелковый запасной полк: две-три недели, винтовку в руки — и марш, на передовую. Жди, вызовут. Отдыхай, пока можно: попадешь в эскадрон — тебе некогда будет ни вздохнуть, ни пукнуть!

Расстроенный, пришел в землянку к уже остывшей картошке. Что же, теперь опять военкомат и пересыльный пункт? Мне, сыну «врагов народа», не место в гвардейских войсках. Сосед-адвокат утешил:

— Не волнуйся, все будет в норме. Если по такому, как у тебя, обстоятельству отбирать тех, кому идти в бой, то и идти-то будет некому. Ведь у каждого есть за что зацепить: у кого-то кто-то сидит или сидел, у кого-то родители — кулаки или помещики, у кого-то дед — поп или буржуй… Так что не сомневаюсь, скоро и тебя на коня посадят.

1-я запасная кавалерийская бригада, готовившая пополнение людьми и лошадьми для действующих семи кавалерийских корпусов, в которых к тому времени были сведены почти все кавалерийские дивизии. Почти все корпуса носили почетные наименования гвардейских.

Бригада состояла из двух полков. Первый размещался в лагере в пригороде у железнодорожного разъезда Федулово, второй — в черте города. Вместе с конюшнями для сотен лошадей, казармами личного состава, полигонами и стрельбищами, медицинской и ветеринарной службами, многочисленными хозяйственными постройками бригада занимала огромную территорию.

Карантинный эскадрон находился на месте, отведенном для химполигона. Это был участок соснового леса, среди которого на полянках были вырыты небольшие землянки.

Апрель уже подходил к концу, было тепло, как летом, и, пока не озабоченные никакими делами, мы оказались в сосновом лесу, как в доме отдыха. Пока не закончились привезенные с собой припасы, мы не ощущали голода и наслаждались бездельем. Иногда по дороге, проходящей за оградой химполигона, проносились одиночные верховые и целые эскадроны, возбуждая любопытство и даже зависть. Наслаждаясь резвостью своего породистого скакуна, гарцевал командир карантинного эскадрона, которого непривычно для моего штатского слуха величали «гвардии старший лейтенант Али» (он был черкес).

Где-то за деревьями беспрерывно раздавались пулеметные и автоматные очереди. Оказалось, что в городе находится большой оружейный завод, а недалеко от нас — полигон, на котором испытывают перед отправкой отдельные экземпляры от каждой партии вооружения.

В последние дни апреля наконец-то за нами прибыл посыльный из штаба полка. Отправились в баню с обязательной санобработкой (вошебойкой, как принято было ее называть), стрижкой наголо «под нуль», затем на склад для «обмундирования». Я расстался со штатской, весьма грязной и заношенной до дыр одеждой и со злополучными крагами (хотя почему злополучными? Возможно, именно они способствовали моему направлению в кавалерию). При сдаче своих вещей их полагалось упаковать в пакет и снабдить специальной этикеткой с домашним адресом или адресом родственников. Мне же некому было все это «барахло» отправить, и я просто свалил его в ящик.

Долго мы рылись в куче одежды и обуви, подбирая по размеру и изношенности. Подгоняемые старшиной, мы наконец предстали перед ним, одетые по форме, с вещмешками, содержавшими запасные портянки, подворотнички и котелок, что особенно меня порадовало: жестяная кружка, его заменявшая, похищенная в одном из станционных залов, изрядно мне надоела.

Получили мы и назначение: мой сосед по землянке, адвокат, — в штаб полка, ему нашлась работа по специальности, я — в полуэскадрон связи, остальные мои спутники по пути из пересыльного пункта — в сабельные эскадроны.

За мной явился старшина эскадрона Баглай, одетый в парадную форму с синими погонами, на которые нашиты буквой «Т» золотые лычки. Привел меня в казарму связистов и представил командиру — старшему лейтенанту Тесленко.

Командир не был профессиональным военным, кадровиком, что было видно по его манере разговаривать и явной интеллигентности. Правда, впоследствии я убедился в том, что на своем месте в конном строю во главе эскадрона он выглядел вполне профессионально, как кавалерист и командир.

В кабинете командира, кроме него и приведшего меня старшины, присутствовали два лейтенанта: Проус, командир радиовзвода, и командир телефонного взвода, фамилию которого я не помню.