Искупление - Дэвид Балдаччи

Декер. — А я этого не люблю.

— Мы работаем над этим, — отбрил тот.

— Зацепки какие-то есть? — спросил Декер.

— Я же сказал, работаем, — повторил Нэтти. — Ты мне не нравишься, Декер. И ты это знаешь. Но еще меньше мне нравятся те, кто поднимает руку на полицейских. И я доберусь до тех, кто это сделал.

Чилдресс, казалось, был все еще сосредоточен на том, что сказал ему непокорный коп.

— Нет закона, который запрещал бы агенту ФБР расследовать преступление, — сказал Декер.

— Я знаю, что это дело ты щупаешь не для ФБР, — пробурчал Нэтти.

— На каком основании? — спросил Декер.

— На таком, что… На таком, что я, черт возьми, так сказал!

Бейли на это лишь закатила глаза и стала собирать в свой кейс бумаги.

— Все думаешь о принципе Питера? — усмехнулась она над все еще соображающим Чилдрессом. — Боже мой, да глянул бы уже в Гугле.

И двинулась к выходу; Декер за ней.

— Ты куда подался? — бросил ему вслед Чилдресс.

Но тот шел не останавливаясь.

Глава 26

Декер как раз пристроился у себя в постели.

Арест и слушание дела о залоге сказались на нервах больше, чем он показывал на людях. С таким змеем, как Чилдресс, дышащим в затылок, раскрывать дело будет еще муторней. Оно и так-то сложно.

Повернувшись на бок, он ткнул кулаком подушку, чтоб удобней лежалось.

Память Декера — и его бремя, и золотая жила. Именно она давала ему невероятные инструменты для успешной реализации того, что он делал, но она же заключала его в неразрушимую клетку воспоминаний, которую любой другой мог просто добровольно пригасить.

Даже хорошо, что Ланкастер взяла самоотвод, а Джеймисон вернулась в штаб-квартиру ФБР. Лучше уж сносить все в одиночку. После этого дела, если на то пошло, ФБР можно будет просто бросить и уехать куда-нибудь, побыть в уединении. Но на самом деле с выбором может оказаться негусто. Понятно, что Богарту начинают досаждать эти его постоянные отлучки и разъезды по своим делам. ФБР — это много чего, в том числе и бюрократия с правилами и субординацией в приоритете. Нельзя вечно противиться ей и ее укладу, не чувствуя на себе последствий.

«Так что, может статься, после всего этого пойдешь по дорожке один».

Сеанс самокопания внезапно оказался прерван стуком в дверь.

Декер со стоном поглядел на часы: времени около одиннадцати.

Он повернулся на другой бок и закрыл глаза.

Тук-тук.

«Катитесь к чертям».

Постучали крепче, решительней.

Он соскочил с кровати, натянул штаны, прошлепал по комнате к двери и распахнул ее в готовности прочесть инструкцию о поведении любому, кто там стоял. А если там Нэтти, то и нечто большее.

Но это был не Нэтти.

Там стоял Мелвин Марс — метр девяносто два, сто десять кило чистого мускульного веса.

Декер был настолько ошеломлен, что моргнул, а затем на долгую секунду зажмурился. Но когда открыл глаза, Марс стоял на прежнем месте.

— Да не снюсь я тебе, Декер, — добродушно буркнул он. — Не бойся, не кошмар.

Закадычные друзья, соперники по футболу студенческих лет, они снова сошлись тогда, когда Марс — финалист Кубка Хайсмана[19], явный кандидат в НФЛ, — сидел в камере смертников за убийство, пока истинный виновник не пришел с явку повинной. Это откровение свершилось как раз накануне казни Марса[20].

Декер тогда помог доказать невиновность Марса, и тот был полностью оправдан, получив к тому же огромную сумму от федерального правительства и штата Техас в виде компенсации за ошибочный вердикт, а также за проявления расизма и жестокости в его адрес тюремными охранниками. Сейчас он владел апартмент-хаусом в Вашингтоне (в нем, кстати, жили Декер и Джеймисон), сдавая квартиры трудягам, которым иначе не по карману снимать жилье в столице с ее аховой дороговизной. Марс встречался с женщиной, с которой они все познакомились во время того расследования. Харпер Браун работала в военной разведке. В отличие от Марса, она была из богатой среды, но они сразу же нашли общий язык. Последнее, что Декер слышал, это что они где-то на отдыхе в Средиземноморье.

— Какие черти тебя принесли? — удивленно спросил Декер.

— Да так, просто случайно оказался в твоих местах.

Декер криво усмехнулся:

— Ага. Алекс небось позвонила тебе и попросила сюда приехать, приглядеть за мной, — скажешь, не так? Потому что сама не может.

— Если совру и скажу «нет», это что-то поменяет?

— Входи давай.

Декер закрыл дверь за Марсом, и тот не спеша огляделся.

— Ого. У ФБР, наверно, роскошные суточные, раз ты шикуешь в таком месте, как это. «Ритц» рядом не стоял.

— Я здесь когда-то жил.

— Понятно. Моя камера в Техасе все равно была меньше, и там не было окна.

— У тебя есть место для постоя? А то кровать здесь только одна.

— Вообще я тоже поселился здесь. Только что заехал. С датой выезда определюсь позднее.

— Тебе оно надо? Крутейшие места города к твоим услугам, при твоих доходах.

— Ты ошибаешься, мне крутняк не нужен.

— Зря Алекс все это затеяла.

— Она о тебе заботится. На то и друзья.

— Она тебе рассказывала, что здесь деется?

Подтягивая к себе единственный в номере стул, Марс кивнул; Декер тем временем присел на край кровати.

— Посвятила. Как-то все запутанно. Так что произошло после того, как вы расстались?

Декер приступил к рассказу; когда он дошел до момента ареста, Марс поднял руку:

— Эй, эй, стоп. Так твою задницу сцапали в тюрьму? Ей-богу, денег бы заплатил, чтоб полюбоваться.

— Погоди. В зависимости от расклада, может, еще увидишь бесплатно. В гостевой день.

— Ты прикалываешься?

— В этом городе я себе нажил врагов.

Улыбка Марса сделалась еще шире:

— Ты? Да ну. Такой плюшевый мишка. Всех только по шерстке и гладишь.

— Тебе, пожалуй, не стоит здесь находиться, Мелвин.

— А я не хожу туда, куда не хочется. Двадцать лет провел там, где меня никто не спрашивал, хочу ли я. Выбора не было. И теперь вот наверстываю как могу. Так что здесь я там, где надо, имей в виду.

— А Харпер где?

— На работе, где ж еще.

— Как вам Средиземноморье?

— Волшебно. Столько воды в своей жизни не видел. Западный Техас слишком сух.

— У вас там все серьезно?

— У нас все прикольно, Амос. Вот в таком режиме мы и хотим нынче пребывать. Ни больше ни меньше. — Он встал и огляделся. — Ну, так как будем действовать? У тебя, я так понимаю, две тайны. Одна из давнего прошлого. А одна совсем из настоящего.

— Но обе взаимосвязаны.