Пой,даже если не знаешь слов - Бьянка Мараис

– Вaas, эта леди работает здесь. Она служанка моей мадам, которая послала ее в магазин.

Надежда во мне оживает. Охранник, наверное, слышал наш разговор, стоя за воротами, и понял, что я хочу сделать.

– И где ее пропуск? Твоя мадам должна знать, что черным нельзя находиться на улице без пропуска.

Прежде чем охранник успевает ответить, нас всех освещают приближающиеся фары, и какая-то машина сбрасывает скорость перед поворотом на подъездную дорожку. Охранник приветственно поднимает руку и делает шаг к машине, но полицейская собака снова рычит, и он замирает. Я чувствую на своей руке горячее дыхание пса. Интересно, сколько раз животное пробовало на вкус человеческую плоть.

Окошки машины опускаются; в салоне два человека. Немолодой белый мужчина сидит за рулем, светловолосая женщина – на пассажирском сиденье. Она наклоняется вперед, желая заговорить, но мужчина кладет руку ей на колено, и она, кажется, понимает: это указание молчать.

– Добрый вечер, господа. Вечеринка у нас на подъездной дорожке? Чудесно. Мы приглашены? – Тон у мужчины жизнерадостный, будто он шутит с приятелем. – Что мы сегодня можем сделать для наших друзей в синем?

У мужчины импозантный вид, и говорит он на изысканном английском, в котором слышится что-то иностранное. Он улыбается, и от его дружелюбия белый полицейский расслабляется, плечи уже не так напряжены. Положив руку на крышу машины, он смотрит на водителя.

– Добрый вечер, сэр. Прошу прощения за беспокойство, но у вашей служанки нет при себе пропуска, и нам следует арестовать ее. – Угрожающие нотки исчезли из его голоса без следа. Полицейский явно смотрит на водителя как на старшего по положению и не хочет его сердить.

Пожилой человек переводит взгляд на меня, и я снова пугаюсь, вот сейчас меня выведут на чистую воду. Однако человек улыбается и сочувственно качает головой.

– Да, боюсь, Дора не слишком умна. Вы же сами знаете, что это за люди.

Полицейский смеется и кивает в знак согласия.

Глядя на меня, старик со значением говорит:

– Дора, отправляйся к себе. Шума из-за тебя уже достаточно. – Потом переводит взгляд на полицейского: – Может, зайдете на минутку? Мне ужасно неловко, что мы доставили вам столько хлопот, и я уверен, мы сможем предложить вам небольшую компенсацию.

Охранник берет меня за руку и тянет в ворота. Полицейский улыбается и снимает фуражку в знак уважения к пожилому человеку, после чего поворачивается к черному полицейскому и велит тому ждать в фургоне.

Когда меня потом представят Мэгги – Белому Ангелу – и ее мужу Эндрю, они расскажут мне, как бутылка импортного французского бренди и пачка сигарет “Техас Плейн” послужили платой за мою свободу.

Теперь я в доме белых людей, в логове льва. Я в самом центре вражеской территории – и все же я чувствую себя в безопасности.

С 1 по 22 июля 1976 года

Йовилль, Йоханнесбург, Южная Африка

После похорон моих родителей Эдит взяла неделю отпуска, по окончании которой предприняла вторую попытку разобраться с положением вещей. Но сколько бы она ни прикидывала, цифры означали, что у нее теперь на одного ребенка больше, чем до этого, и что карьера не одобряет нерешенных проблем.

Каникулы уже начались, так что школу я пока не пропускала. К тому времени я уже знала, что буду ходить в новую школу в нескольких кварталах от моего нового дома, и хотя, когда я думала о переменах, ладони у меня делались липкими, я ничего не говорила, учитывая, что Эдит и сама места себе не находила.

Первого июля она уволилась, и поначалу приятели из авиакомпании звонили, чтобы выразить соболезнования и сказать слова поддержки. Эдит отвечала бодро, заверяя их, что у нее все отлично и что она надеется найти “нормальную” работу. Должно быть, она их одурачила, потому что звонки почти прекратились. Она почти одурачила даже меня. Первый звонок-признак того, что все не так уж “в ажуре”, как настаивала Эдит, прозвучал после очередного телефонного разговора.

– Алло? – ответила Эдит обычным громким голосом, который стал тише, когда она услышала, кто звонит. – А, Майкл. Это ты. Подожди минутку? – Эдит прикрыла трубку ладонью и прошептала: – Робс, поди сюда.

Я подошла, Элвис спикировал мне на плечо и теперь пощипывал мочку уха.

Эдит кивнула на кошелек, лежавший на краю стола:

– Может, займешься чем-нибудь полезным? Возьми деньги, сходи за молоком и хлебом.

– Сама? – Я пока еще не решалась выходить из дому одна.

– Это совершенно безопасно. Всего несколько шагов вниз по улице.

– А Элвису можно со мной?

– Нет, ты знаешь правила. Ему нельзя на улицу.

Я протянула Элвису два пальца, и он перешагнул на них. Пальцы с когтями крепко сомкнулись вокруг моих в жестком, странно успокоительном объятии, и я перенесла птицу на подлокотник дивана.

Кэт не нужно было объяснять, как она нужна мне во время первого поручения Эдит. Когда я доставала монетки из кошелька, Кэт уже топталась у двери. Вернулись мы через десять минут, переполненные адреналином, но гордые от того, что справились с задачей. Эдит уже переоделась в хорошенькое голубое платье мини, зачесала волосы в “бабетту” на макушке и обновила макияж. Элвис был водворен в клетку, откуда теперь пронзительно выкрикивал: “Элвис покинул здание! Элвис покинул здание!”[54]

Эдит закурила, наклонилась и выдула на птицу струю дыма.

– Дьявол под прикрытием![55] – заверещал Элвис.

– Ну-ну, хватит выпендриваться.

– Не будь жестока! Не будь жестока к сердцу, оно правдиво[56], – взмолился Элвис.

– Это, знаешь ли, французские сигареты. – Эдит продемонстрировала попугаю пачку “Голуаз”. – Очень дорогие. Сказал бы спасибо, что я с тобой поделилась.

– Дьявол под прикрытием!

– Пошли. – Эдит подтолкнула меня к дверям, едва дав мне положить молоко и хлеб. – Мне надо по делу, Рейчел пока приглядит за тобой.

– Кто это – Рейчел?

– Миссис Голдман, мама Морри.

– Но я хочу с тобой.

– Со мной нельзя. Не сейчас. И я уверена, тебе гораздо интереснее будет с Морри. Вы, кажется, отлично спелись.

– Ладно. Пошли, Кэт. – Я поманила Кэт, чтобы она шла за нами.